Рождение богов

Энки, поравнявшись рядом с командиром, опередил того и первым не спеша высунул руку в ближайший оконный проём, ожидая наткнутся на скрытый механизм, но кисть свободно покинула пределы комнаты. Не понимая, что за чертовщина, оба, забыв на время о своей миссии, раззадоренные тайной, начали высовываться из окна, чуть ли не по пояс дотягиваясь вдаль, так и не уловив ничего по ту сторону.

Раздосадованные неудачей, наёмники оставили всё так же тонувшее в мерно покачивающихся волнах шёлка и света окно. Уверенность в том, где начиналась граница иллюзии и реальности, покинула друзей. В этих покоях многое могло оказаться вымыслом, искусной работой талантливого Хранителя. Многое, но однозначно не всё. Свыкшиеся с их присутствием кошки выглядели вполне настоящими. Некоторые из них уже примерялись к завязкам на ботинках парней, увидев в верёвочках достойных противников для игры. Отпихнув с прохода разыгравшихся и явно не голодавших животных, Энки и Энлиль медленно осмотрели комнату. Здесь, вероятнее всего, Хранитель принимал посетителей. Убранство помещения походило на кабинет, но и официальные мероприятия тут казались неуместными. Уютные глубокие кресла, диваны с высокими спинками и подлокотниками, море подушек, толстые подсвечники с наполовину сгоревшими свечами, низкие столики, цветы, широкая столешница, на ней рабочий беспорядок: ваза с фруктами, теряющаяся в книгах, свитках, чашках, запах бумаги, пряных трав, спокойные, неброские пейзажи на картинах — в таком окружении приятно коротать час с другом.

Пересекая комнату в поисках всех притаившихся кошек, Энлиль на мгновение представил как здесь, в таком же лёгком мерцании свечей и звёздной ночи, часто находился его дядя, наверняка споря о чём-то с несговорчивым Хранителем. Дильмуна наёмник видел множество раз, но только в детстве. Ему и Энки старик запомнился суетливым, добрым, сыпавшим интересными историями, как камешками. Приезжая на встречу к Эриду, он всегда находил время для детей, если те гостили у Канцлера. Дильмун без устали подолгу возился в их играх, соглашался побыть пиратом, разбойником, показывал непонятные для них фокусы, пугал ребят внезапно вспыхнувшими лампами или подвинутым силой мысли шкафом. Трудно было представить, что кто-то мог причинить ему вред.

Думая о старике, предводитель наёмников вспомнил и одну свою старую мечту, которая сбывалась в эти минуты. Всё своё детство Энлиль хотел попасть в сокровищницу. Он и Энки упорно напрашивались в гости, но Хранитель отнекивался, говорил, время придёт.

— Вот и пришло, — тихо промямлил себе под нос Энлиль.

— Что?

— Ничего, — подтолкнул он обернувшегося на шёпот Энки. — Расторопнее давай, не в музее ходишь.

Друг негодующе заворчал: «Когда это я был нерасторопным?», впрочем, шагу прибавил. Переловив каждую кошку по очереди и не найдя ключа, друзья уже собирались двинуться в следующую комнату, но с досадой остановились у, казалось бы на первый взгляд, глухой стены. То, что издалека напоминало панно из дерева, вблизи было ничем иным, как лазом с уходящим отверстием в другое помещение, из которого на них выглядывала округлая, вертящая глазищами-блюдцами морда жирного кота. Оба одновременно раздражёно вздохнули. Похоже, через такие проходы четвероногие любимцы Хранителя без препятствий гуляли по всем покоям.

— Так до вечера за ними можно гоняться.

— Найдем сперва панель управления, — выпуская из рук зашипевшего котёнка, предложил Энлиль.

Собрав свои вещи, наёмники быстро разбрелись во все стороны покоев. Занимали те немалую площадь, кое-где лестницей уводили вниз или вверх, открывались широкими и всё такими же иллюзорными верандами, шумели тихими искусственными водопадами, пением невидимых птиц. Спрятавшаяся среди комнат библиотека оказалась в самом центре покоев, куда вели сразу два узких входа. Миновав прихожую, первым её нашёл Энки, присвистнув от удивления. Идеально круглое, радиусом метров пять, с четырьмя сложенными из каменных глыб высотой с наёмника каминами, смотрящими на все стороны света, помещение уходило на несколько ярусов массивных дубовых стеллажей вверх, ломившихся от тысяч пухлых отпечатанных когда-то на бумаге книг, тиснённых по коже рукописей, спрятанных в чехлах свитков и сувоев, упираясь в потолок-небо, откуда, как и из окон, нависал ночной небосвод, мерцающий во всей своей красе.