— Баран! Чего зажал его в руке, как оглоблю? Это тебе не семифунтовый пистоль. Расслабь руку, револьвер держи свободней. — Иван учил одного из новоявленных десятников — Данко Ангелова. Полгода назад я сам давал ближнику несколько уроков, теперь он уже великий специалист и учит других.
— Так он вывалится, — недоумевая, сказал Данко.
— А ты смотри, чтобы не вывалился. Делаешь выстрелы, и руку постепенно ослабляй. Усилие хвата сам почувствуешь. Подожди! Рукоять держи так, как я тебе показывал. Большой палец вытянут в направлении ведения огня. Вот так, правильно. Указательный тоже расслабь. Мягко положи на спусковой крючок. Все, теперь стреляй.
Раздались три выстрела.
— О! Теперь нормально. Видишь, и точность стрельбы лучше. А вы, бестолочи ленивые, — Иван повернулся к толпе удивленно-жаждущих лиц, — слушайте и учитесь, если хотите, чтобы вам доверили это чудо-оружие.
Наблюдая со стороны за поведением ребят, прекрасно понял, что теперь они полностью мои, все без остатка. В стороне стояли доктор и Рита, они так же, как и другие, с удивлением наблюдали за стрельбами. Но, кроме удивления, в их глазах был страх, видно, они хорошо представляли последствия войн, которые будут вестись подобным оружием.
— Как вам нравится оружие, доктор? — подошел к ним ближе и кивнул на Ивана, который из винтовки расстреливал с дистанции триста метров старую кирасу. Его правая рука быстро откидывала рычаг Генри, выполняя перезарядку, указательный палец нажимал на спуск, а вырывающиеся из ствола снопы вспышек были почти бездымны.
— Это ужасно, — покачал доктор головой, затем его взгляд стал более осмысленным. — Простите, ваша светлость, это лично ваше изобретение?
— Скажем так, изготовлено оно лично моими руками и нигде в мире ничего подобного больше нет.
— Боюсь сказать, кто вы, ваша светлость, но, невзирая на ваш возраст, буду думать, что великий ученый. — Он немного помолчал. — Значит, скоро наступят страшные войны и тот, кто будет владеть этим, — кивнул на закончившего стрельбу Ивана, — будет владеть миром. И какие же силы в это втянуты, и светлы ли их помыслы?
— Вы ошибаетесь, доктор, — трижды размашисто перекрестился. — Все, что делаю, я делаю только во славу Его. Во имя возврата престола Господня истинным верующим, во имя ликвидации порабощения православных народов, во имя восстановления стабильности и мира на земле. Вот о чем мои помыслы. Понимаю, жизни моей на это не хватит, но постараюсь воспитать наследников своих. А войны начнутся нескоро, доктор, лет через двадцать пять, когда стану на ноги.
— А вы не боитесь, что об этом кто-нибудь узнает? — тихо спросила Рита и опустила глаза.
— А кто расскажет, вы? Вы — не сможете, потому что отныне вы либо со мной, либо ни с кем.
— Это как? Ах, ну да, понятно, — кивнул доктор, немного подумал и продолжил: — Ваши цели мне близки, поэтому я с вами.
— Я тоже с вами, ваша светлость, — сейчас Рита смотрела прямо в мои глаза, затем кивнула в сторону бойцов: — Но если кто-то чужой как-то иначе об этом узнает?
Посмотрев внимательно на столпившихся вокруг Ивана ребят, ответил:
— А они тоже уже мои. Никому из посторонних светить свое оружие не намерен, но если кто и увидит, чужой… так вы не переживайте, никто ничего никому рассказать не сможет. Мы об этом позаботимся.
— Вы вчера, ваша светлость, хотели что-то сказать о наших обязанностях, а также о… предупреждении болезней.
— Да, правильно. Пошли потихоньку к замку и поговорим. — Мы направились вдоль озера, взглянув на доктора и Риту, неторопливо продолжил: — Я поставил перед собой задачу создания нового цивилизованного православного государства на базе справедливых общественных отношений с развивающейся теоретической и прикладной наукой, мощной экономикой и высокотехнологичным научно-промышленным потенциалом.
— Задача немыслимо грандиозная. Извините великодушно, но в моей голове от мыслей и вопросов возник сумбур. И первый вопрос: на какой земле все это будет осуществлено?
— Дорогой доктор, к вашему сведению, не занятых европейцами земель с первобытными народами, прозябающими в дикости, на планете еще великое множество.
— Но где эти земли, вы знаете, ваша светлость? — спросила Рита.
— Знаю, конечно. И вы, мадам и месье, тоже будете знать. И не только это. Вы узнаете о вещах, которые приведут вас к удивительным научным открытиям. Правда, просвещать вас начну только после вассальной присяги и клятвы на кресте о том, что все ваши знания в течение ближайших тридцати лет не уйдут за пределы моего государства.
— Странно, молодой человек. Эти ваши немыслимые знания… откуда они? Ой! Простите, ваша светлость.