Рождение Дестроера

Бармен периодически начинал жаловаться на то, что дела пошли хуже после того, как закрылось расположенное по соседству кабаре. Бар был задуман как туристский, а теперь нужно было переориентироваться на обслуживание местной клиентуры, то есть, кроме всего прочего, снижать цены. Это вконец разорило бы хозяина, он и сейчас уже не мог угостить за счет заведения заслуживающих того посетителей, как это было принято в Нью-Джерси.

Госпиталь был в десяти кварталах отсюда. Не следовало бы здесь задерживаться, да еще так долго, и уж тем более не надо было пить. Но Римо сидел и пил, и собирался еще сидеть и еще пить, а потом – купить бутылку и отправиться в какой-нибудь гостиничный номер.

Кивок головы – и стакан наполнила очередная двойная доза импортного канадского виски. Нет, не стоит идти в гостиницу. Будем пить здесь до потери пульса, до тех пор, пока не исчезнут мысли и чувства. А потом он наверняка что-нибудь натворит, его, само собой, арестуют и, может быть, даже засадят в тюрьму. А там КЮРЕ быстренько его отыщет и положит всему конец…

Мешкать они не станут, скорее всего придумают что-нибудь наподобие электрического стула, и тогда упокой, Господи, его душу. Римо опять кивнул, опять наполнился стакан, и опять уменьшилась стопка влажных долларов у локтя, и часы над стойкой показывали час дня, а может быть, ночи, черт его знает.

Там, за окном, светило солнце, слишком много солнца, и ходили люди. Людям нужен свет, люди – дневные животные? А виски хорошее, делает свое дело.

– Виски, – пробормотал Римо себе под нос, – может содержать не влияющие на его вкус частицы цианистого калия, стрихнина и других не слишком полезных веществ.

– Что, сэр? – переспросил бармен.

– Ядохимикаты.

Бармен, благородная седина которого придавала ему вид разорившегося итальянского графа, недовольно ответил:

– Нет, сэр, это первоклассная вещь. У нас не принято разбавлять или смешивать. Виски, что вы пьете, – самое лучшее.

Римо поднял стакан.

– За самое лучшее. За Чиуна.

– За что, сэр?

– Возьми деньги.

– Все, сэр?

– Нет, за очередную порцию.

Бармен повиновался, сделав неуклюжую попытку прихватить пару лишних бумажек. В Фолкрофте он бы получил «двойку».

– Что, сэр?

– Налей.

– Вы еще и это не выпили.

– Выпью, выпью. – Может, убить бармена и оказаться в безопасности, в тюрьме? На всю жизнь. Жизнь? Жизнь. Но ведь КЮРЕ не остановят и тюремные стены. Нет. Он не может предать команду. Команду надо защитить любой ценой.

– За какую команду вы играли, сэр?

– За самую лучшую. – Чертов табурет, такой высокий! Римо ухватился за стойку. Никто ни разу не прошел через линию защиты в центре. Там стоял я. И потерял три зуба, но никто не мог прорваться. Ха, ха! До сегодняшнего дня. Я сам раскрыл ворота настежь. Римо, Римо, какой же ты умный! Я никогда не подозревал, что я такой умный. В эти ворота теперь-то они все и полезут.

– Ага, – сказал бармен и снова попытался стащить пару бумажек. До чего же морда у него противная – итальянская, кажется. Не шотландская, не ирландская, не индейская, не немецкая… Какие еще там морды бывают? А! Безобразные, как у Римо.

Римо вспомнил одну из лекций в Фолкрофте:

Итальянцы: мнение обо всех итальянцах, как о криминально ориентированной нации, не должно вводить в заблуждение оперативный персонал КЮРЕ. Итало-американцы на душу населения имеют самый низкий показатель преступности по США в сравнении с другими этническими группами. Картину искажает существование организованных преступных групп и участие в них отдельных представителей итальянской нации. В этой этнической группе существует, однако, такая историко-культурная традиция, как недоверие и негативное отношение к властям, что реально проявилось в США в сороковые годы нашего столетия. Истоки этого явления следует искать в национальных особенностях психологии выходцев с Сицилии, народ которой долго находился под гнетом различных иноземных захватчиков. Образ «итальянца-бандита» создан благодаря освещению средствами массовой информации преступной деятельности группы итальянцев (менее 300 человек), находящейся в верхнем эшелоне организованной преступности.

Другими словами – тех, которые попались полиции. Проклятая память! Слишком много он помнит. Стакан снова наполнился.

– Минуточку, – очнулся Римо и ударил бармена по руке. – Не умеешь – не берись!

Три влажные банкноты упали на стойку.

– Главная ошибка в том, что ты не протираешь стойку, она мокрая. Бумажки, видишь, слиплись вместе. Все должно быть сухо, вот в чем секрет! Сухими предметами гораздо легче манипулировать, посмотри.

Римо достал из бумажника несколько десятидолларовых бумажек, молниеносно перетасовал их и засунул в нагрудный карман бармена.

Бармен виновато улыбнулся и, вытянув вперед руки ладонями вверх, пожал плечами. Типичный жест итальянца!

Тут Римо влепил ему пощечину. Хлесткий удар эхом прокатился по пустому бару. Бармен отлетел назад и ударился спиной о полки с бутылками. Раздался звон, но ни одна не упала. Бармен схватился левой рукой за правую щеку.

– Никогда больше не пытайся так по-дурацки меня облапошить, – прокомментировал Римо.