Рождение экзекутора

— Кто? — удивилась девочка, понемногу переставая плакать и прислушиваюсь к биению сердца в груди стюарда.

— Ты — частичка императора, его рука, его единственный близкий человек.

— У императора нет жены?

— Нет, он же сноваживущий — ажлисс. Вспомни: семья и дети бывают только у людей. Когда человек становится ажлисс, то отказывается от личного в пользу общечеловеческого, потому что все люди как бы дети ажлисс. Император тоже живет один, но ему можно иметь спутника. Он нашел тебя, теперь ты его частичка и будешь с ним навсегда.

— А у тебя татуировка на пальцах…

— Нет, это не татуировка, это просто пигментация, как у всех андроидов. Но ты же всё знаешь — всё, что надо, есть у тебя в памяти. Люди могут украшать себя, как хотят, но ажлисс не портят свое тело…

— А у тебя есть сердце? — вспомнила Хакисс, послушно пересаживаясь к столу. Столько всего нового! Ажлисс… Вот про ажлисс она что-то помнит?

— Конечно, есть. У меня такое же тело, как у тебя, только я не родился. Меня сделали специально для тебя, и у меня внутри био-компьютер с программой вместо живой души.

— А у меня есть душа? — задумчиво протянула Хакисс. — Мне казалось, я слышала, как Император говорит у меня внутри.

— Всё живое имеет душу. Душа постоянно излучает биополе — это как невидимый человеку кокон вокруг тела. Но ты ажлисс. А ажлисс могут видеть и слышать мысли, сливаясь биополями. Император очень сильный ажлисс и может вытягивать биополе в длинное щупальце или раскидывать сетью. Это умение называется скан. Джи может на большом расстоянии присоединяться к душам живых существ и даже управлять ими, резонируя и катализируя их ощущения. Император говорил с тобой, пользуясь сканом. Ты будешь как он. А сейчас положи руку вот сюда, на панель, тебе надо учиться!

Генри взял ее руку и положил ладонью на черный блестящий прямоугольник, врезанный в стол. Перед ней на стене включился экран. Побежали картинки, и Генри помогал ей, что-то объяснял, но она все равно почти ничего не понимала. Как увидеть себя изнутри? И эти клеточки, где они? А как вырастить перышко? И почему она ничего не помнит? Когда она снова была готова расплакаться, Генри выключил экран.

— Тебе достаточно на первый раз! Пойдем, я покажу тебе твои игрушки! — стюард подошел к прозрачной стене и коснулся пальцами нарисованного на высоте пояса квадратика. Стекло раскололось вертикальной трещиной, и половина спряталась, открывая выход. Генри шагнул на террасу, с неё — на коротко скошенную траву и повернул направо к озеру.

Хакисс пошла следом. Белый камень террасы отливал голубым. Прозрачный синий навес сливался с небом, держался на витых тонких столбиках и тянулся налево до конца здания. Её дверь-окно оказалось последним в ряду. Хакисс спрыгнула на луг и оглянулась. На углу второй половины дома были закрытые высокие ворота, и от них широкой петлей заворачивала за угол песчаная дорога. Неинтересно.

Хакисс побежала за Генри к большому озеру. Разные и незнакомые деревья тихо шумели под слабым ветерком и колыхали разлапистыми резными листьями или длинными мягкими иголками. Из-за дома к шуму деревьев примешивался шум машин.

— Там дорога? — махнула девочка рукой за спину, догоняя андроида.

— Дорога далеко, это шумит полигон. Гвардейцы тренируются.

Девочка оглянулась:

— Вон дорога!

— Это местная дорога, она проходит только по базе.

— А что там? — Хакисс указала на ворота.

— Там, в закрытой части здания расположены конюшни и бассейн, а внизу под землей находятся лаборатории и комнаты императора. Но ты ещё маленькая, и сама никуда ходить не можешь. Двери тебя не послушаются. Пока ты не вырастешь, ты будешь ходить со мной или с императором.

— А кто живет в тех других комнатах рядом с моей?

— Гвардейские офицеры, остальные живут в казармах с другой стороны или внизу.

Они прошли по песчаному пляжу почти до самого леса, а там по кружевному нежно-прозрачному мостику перешли на остров. А на острове!..

На острове оказался маленький, как игрушечный, парк с узкими дорожками из того же белого песка и сказочными домиками, спрятавшимися за кустами с яркими цветами. А из домиков вышли ей навстречу смешные, чуть выше колена, зверики: тигрик, единорог и дракончик.

Крошка ахнула и присела.

— Это мои игрушки?! Они живые?

Генри засмеялся:

— Конечно, живые! И, да, они твои.

Тигрик открыл пасть и сказал:

— Здравствуй! Пойдем играть?

Девочка схватила тигрика на руки: он был теплый, бархатный и громко мурлыкал. А белоснежный единорог сверкал на солнце, словно обтянутый гладким шелком! Дракон же оказался прохладным и с шершавой бугристой чешуей. И все умели говорить, и все они были её! У тигры в домике были мячи и бантики на веревочках, у единорожки — расчески для гривы, а дракон сказал, что он пока только плавает недалеко в пруду, но потом отрастит крылья и научится летать!

Генри терпеливо сидел на берегу у раскидистого дерева, и позвал девочку только когда солнце совсем скрылось за домом, а на пруд наползла вечерняя тень.

— Крошка, нам пора возвращаться, а твои игрушки останутся тут.

— Можно я возьму с собой тигру?