Рождение Клеста (СИ)

Когда я стал взрослее и умнее, то понял, что все войны в разных странах идут удивительно похожими. В разбойники идут и дезертиры, и разорённые, отчаявшиеся люди, и всякая шушера, быстро соображающая, что ограбить беззащитных беженцев — самое милое дело, очень выгодное. Мы, похоже, нарвались как раз на такую категорию умников, вылавливающих лёгкие жертвы, бегущие из поверженного Гренплеса в ближайшие деревни, в поисках пропитания. Ухват нам успел пожаловаться, что цены на продукты после сдачи города стали грабительскими, а ремесла захирели: трудно стало кормиться, оплачиваемой работы почти не осталось.

Солнышко тоже в тот день ехала невесёлая, потухшая, с потемневшими глазами усталой женщины. Она увидела вблизи такое, чего ей раньше никогда не случалось: большую, яростную резню, в которой думают только о том, чтобы убить противника — иначе умрёшь сам. Если бы она раньше жутких ран не видела, то могла и в обморок хлопнуться, как это у девиц принято.

От грубой хватки на её предплечье быстро проявились багрово-синие пятна — на них смотреть казалось больно и досадно. Какие-то мерзавцы лапали её хуже, чем полковую девку, а мы не успели их вовремя уничтожить! Эх!

Чтобы скрыть свою досаду, я яростно мял в ладонях вожжи и изо всех сил делал суровое мужское лицо бесстрастного воина, который на такие мелкие пустяки, как синяки у девиц, не заморачивается. Вот именно: мы с другом всё-таки не первый раз столкнулись со смертью врукопашную — и живы пока что. Нам ли расстраиваться из-за каждой царапины?!

Сзади послышалось шевеление. Я оглянулся: Малёк подсел к девушке и успокаивающе гладил её по спине. Кхм-м-м-м-да… Мой друг что-то не очень походил на бесстрастного воина…

Ревновал ли я Солнышко к Мальку? Ну, моя гордыня, конечно, пострадала. Но я же тогда понимал, что у меня не имелось ни к какой женщине серьёзных чувств. Я бы, разумеется, был не прочь переспать с ней разок-другой, но это разрушило бы робкие ростки наших с ней дружеских отношений, которые мне казались гораздо важнее всяких кратких лямуров. А Малька, кажется, что-то зацепило, и он прямо на глазах начал изменяться. Если бы я был уверен, что мой друг просто хочет с Солнышкой переспать, то я бы непременно набил ему морду (хотя, как знать, кто из нас кому набил бы). Но, так как он стал вдруг серьёзным, то я предпочёл не замечать, как они с ней начали тихо мурлыкать меж собой о чём-то своём, весело жуя пирожки, всунутые нам то ли бабкой, то ли ещё Ухватом.

Но, я вам скажу, война — это совсем не то место для любви. Сегодня ты здесь, а завтра — там. Сегодня ты жив, а завтра — как знать? Главное: для любви всё же нужны чувства, внимание нужно оказывать, то да сё. А какие уж тут нам чувства? — только что дурные мужики с топорами набросились. В Гренплесе нихельцы нас валунами забрасывали, как шапками, а потом кинулись крошить, как капусту. Вся душа словно выгорела, все чувства притупились. Хотелось только напиться и переспать с гулящей девкой, для облегчения. Вот когда мы жили в избе Ухвата, то понемногу оттаяли, и снова стали похожи на подростков, только с глазами бывалых стариков. Но я-то понимал, что такая благодать будет не вечной, и война снова жадно втянет нас в свои игры со смертью. Только мой простой друг этого не понимал и знать не хотел, жадно наслаждаясь жизнью и не пряча свои чувства глубоко внутри себя. Я не хотел впускать Солнышко глубоко в душу, так как боялся неизбежного расставания. Малёк же не боялся ничего и никогда. Особенно того, что не грозило ему смертью.

Эта стычка с разбойниками изрядно нас напугала: мы побоялись ночевать в очередной деревне. Решили устроить ночёвку в лесу, а в селе только приобрести еды в дорогу. Днём. И сразу же двигать дальше.

Собственно, приготовление пищи в этот раз прошло более скучно, чем с самый первый. Мне гораздо крепче запомнилась картинка спящих под телегой друзей: Солнышко спала, доверчиво прижавшись к Мальку, а у него было такое умиротворённое лицо, как будто война уже закончилась. И её выиграл именно он. Хм, а он ведь на полголовы её ниже… Причём, ведь обоих это ни капельки не смущает!

Я встал на самый первый караул. Сидел у самого костра, так как охранять сон друзей в стороне не имело никакого смысла: в одиночку мне круговой дозор не под силу. Это лишь сотня может (и обязана!) создать удалённое охранение. Нам же только оставалось надеяться, что на нас не кинутся большой толпой, а ворам-одиночкам я и один не позволю перерезать глотки сонным людям, как-нибудь.