Он говорил, а по двору плавал сладковатый дымок из его трубочки. Я, уставший и отупевший от ударов тяжёлого колуна, вдыхал этот незнакомый дым, и у меня начинались какие-то странные видения, мороки: картинка двора смазывалась, как в тумане, а расколотый чурбак вдруг оказывался чьей-то разбитой головой с оскаленным ртом. Не веря, я помотал головой уже своей, роняя в пыль крупные капли пота: нет, ничего подобного — полено как полено, и нигде никакой крови не видно, а голос Учителя витает себе где-то рядом:
— Настоящего воина всегда можно разглядеть, как и хорошего рыбака. У него есть особая печать… ну, у вас это назвали бы печатью Пресветлого, хотя такую метку ставит только богиня войны. М-м-м-м, у вас её не знают и не почитают — ну, да ладно. Мне повезло: я стал учителем для настоящего воина. Я сразу увидел твою метку, ещё когда ты сидел мальчишкой на заборе.
Уф… Если я буду курить такую же траву, как мой Учитель — интересно, что тогда смогу увидеть??? Дракона я как-то раз уже успел посмотреть, когда ещё не принюхался, как следует. Впрочем, Учитель сказал, что у его травы есть память предков, и поэтому можно увидеть всё, что когда-либо обитало на нашей земле, даже в самые древние времена. Если, конечно, ты будешь морально как следует настроен, или же курево начнёт само показывать бог весть какие капризы, на своё усмотрение.
Странная всё-таки у его народа религия…
Как-то раз возвращался я, измученный работой и тренировкой, домой. Навстречу мне попалась… лесная фея, вот ей-богу, фея! С длиннющими ресницами, аккуратными губками-вишенками, длинными и тонкими ногами. Она шла, весело помахивая свободной рукой, беззвучно, волшебно ступая по брусчатой мостовой, покачивая головкой в такт неслышимой для меня музыки, из-за чего её чёрные волосы плескались, словно тяжёлые волны у морского берега. Тёмно-бордовые башмачки. Белое платьице изредка обнажало белые коленки, так как фея при ходьбе крутилась ну очень уж сильно, изредка перехватывая корзинку из одной руки в другую.
Я, грешным делом, сразу подумал про чудотворную траву Учителя. Но потом вспомнил, что он сегодня ничего такого не смолил. Из-за сумбурного сбоя мыслей я невольно сбился с шага и остановился.
Фея подошла ко мне и тоже остановилась, с любопытством рассматривая мою потную рубашку:
— А я тебя знаю. Ты в военной школе тренируешься.
— Э-э-э… да…
— А меня Хелькой зовут.
Я назвал себя и невольно пошёл за ней следом.
Мы о чём-то весело болтали, а о чём — я не смог вспомнить даже вечером того дня, — не то, что сейчас, под старость лет. Была весна, тепло, и воздух стелился такой душный, влажный. Чирикали пичуги — вот только это я и запомнил с потрясающей ясностью.
И вечером, и на другой день я был как сам не свой. Учитель, глядя на мои старательные упражнения, пыхнул трубочкой:
— Что с тобой, воин? Ты как будто не здесь. Тебя что-то гложет, но ты не можешь это победить. Значит, и врага ты не победишь, даже слабого.
— Со мной?.. Ничего… так просто… не по себе что-то сегодня…
Учитель плавно положил трубочку на медный столик с сушёной травой и задумался:
— Я знал, что этот день рано или поздно придёт. Он неизбежно приходит к любому воину, сапожнику и землепашцу — к любому мужчине. Он приносит светлую радость в душу, но задаёт воину тяжёлый вопрос: готов ли он до конца остаться воином, или же ему надо выбрать путь мирских благ? Не спеши: оба ответа не позорны для мужчины.
Я смутился: какие ещё «мирские блага»??? Я и воином-то себя пока не представлял, лишь делая то, что у меня получалось пока лучше всего, и совершенно не представляя себя, скажем, на службе в армии. Ну, пожалуй, в городскую стражу пойду. Хотя нет: у меня, да и у многих горожан, наши стражники вызывали лишь чувство брезгливости.
Я замешкался с ответом.
— Иди домой, — жёстко сказал мой наставник. — Нельзя держать оружие в таком состоянии. Оно любит лишь тех, кто отдаётся ему всей душой, без остатка. Когда ты сам поймёшь, ЧТО ты хочешь — вот тогда и приходи, — если только выберешь путь воина.
Я поставил копьё на место и молча ушёл.
На другой день я направился к Хельке. И увидел обычную картину: девица под ручку с кавалером идёт себе по улице, жеманясь. Только девицей в тот раз оказалась та самая моя вчерашняя фея.
Я остановился, как будто в землю врос, и даже ноги расставил чуть пошире. Хелькин кавалер был на несколько лет постарше меня и крупнее.
— Эй, чего надо? — парочка остановилась напротив меня, и ухажёр сразу же грубо и вызывающе набычился.
— Это моя девушка, — сказал я упрямо, не трогаясь с места, и сам изумился тому, что сказал.
— Чаво?!. Да я тебя в первый раз вижу! Отвали, давай, салага!
— Сам отвали!
— Чё-о-о-о-о?!
— Он в военную школу ходит! — пискнула Хелька, теребя кавалера за рукав.
— Вот и не будет больше ходить! Вообще! — рявкнул парень, вырывая руку и делая шаг вперёд.
Удар! Ну, конечно, прямой, «кабацкий». Я отклонился влево, увлекая за собой и правую ногу, а потом на обратном развороте ударил нежданного соперника её пяткой ему в правое бедро, с наружной стороны. В печень пяткой я бить не стал. И так сойдёт.