Рождение Клеста

К моему величайшему изумлению, в городской комендатуре ошивалась та самая троица, что хвалилась передо мной в корчме своими воинскими заработками. Но, боже мой, какой у мужиков был вид! Бродяги иной раз приличнее выглядят. Заросшие, опухшие, с характерными кровоподтёками из-за перебитых носов, вонявшие хуже свиней — я бы их и не узнал, если бы они меня не окликнули:

— Эй, гончар, не узнаёшь, что ли? Загордился совсем?

— Мать моя Пресветлая! — ахнул я. — Вы откуда такие красивые? Вы же дома давно должны были быть?

— Так, это… мы решили задержаться. Зима, понимаешь, подкатила, а в такую пору в степи никак нельзя: буран может неожиданно ударить, да такой, что дальше носа не видать. И мороз, однако. Поздно уж было возвращаться.

— А деньги вы, значит, все пропили, — понимающе кивнул я.

— Что значит — пропили?! — возмутился второй. — Ты за кого нас принимаешь?! Мы же тут несколько месяцев торчим — не хватило нам: за лежак — плати, за похлёбку — плати, а нам же не мильёны выдали! Вот деньги и закончились…

— И коней своих продали, — добавил третий. — А какие красавцы были, а?! Жалко… Тут у вас торгаши — хуже конокрадов, ей-богу: чтоб им бабы так давали, как они нам заплатили.

— Вот и не хватило, — уныло поддакнул ему второй.

— Слышь, Гончар, а одолжи нам десятку до первого расчёта, а? Мир тесен: сегодня ты нам поможешь, завтра — мы тебе,…- снова подал голос первый степняк. — Ну, будь ты человеком — как нам таким больным в армию идти?!

Вид у всей троицы и правда был болезный. Разило от них такой дешёвой сивухой, что я даже затруднился догадаться, где можно найти подобную торговую марку.

— Конечно, больные! — возмутился я. — Нажрались вчера какой-то дряни, а теперь болеют!

— Что значит — нажрались?! — возмутился второй, взявшийся опровергать все мои обвинения. — Выпили малость за будущие победы нашего оружия. Мы же вчера принимали решение идти в армию — как тут малость не выпить? — вопрос ведь очень серьёзный.

— И оружие своё пропили, заодно уж, — догадался я.

— Так это давно уже. И не пропили, а честно в кости проиграли. У нас, кошгарцев, примета есть: коней и оружие пропивать никак нельзя — иначе потом всю жизнь удачи не будет. Поэтому мы и коней не пропили, а проиграли. Так ты дашь или нет?

— Да пошли вы… сам лапу сосу, как скворог зимой. Поэтому и в армию иду.

Мой некоторый армейский опыт говорил мне, что на войне главное — не попасть в списочную численность подразделений с нулевой ценностью человеческой жизни. Глядя на тех, кто пришёл записываться в ополчение, я невольно впадал в уныние: будь я генералом, то отправил бы этот распоследний сброд в самую кровавую мясорубку, чтобы его поскорее прикончили — и с глаз долой. Но выбирать не приходилось.

Итак, я снова оказался в армии.

Прошло два года, о которых и рассказать-то нечего, кроме того, что перед моими глазами прошло несчётное количество людей, несколько десятников и два сотника. Вроде бы и армия у нас набралась не бесконечная (я слышал, что её численность была всего-то несколько десятков тысяч человек, — меньше ста), а Малька я встретил только в конце второго года.

Меня измучили не столько сражения, сколько строительство оборонительных сооружений. Как только нас приводили на новое место — всё начиналось сначала: мы копали траншеи, ставили в них столбы с заострёнными вершинами, т. е. возводили палисады. Перед палисадами потом устанавливали под углом скреплённые меж собой колышки из тонких жердинок — и это тоже была наша работа.

Эти дополнительные колышки — выдумку кошгарцев — ставили явно с учётом опыта обороны брода, в которой я участвовал. По сути, моя идея претворилась в жизнь, а мне с этого не перепало ни ломаного гроша. И даже более того: мне Малёк рассказал, что командующий после моего ранения очень интересовался, кто же был такой умный, что сумел задержать удар нихельской конницы, не дал ей быстро очистить пространство между первой и второй линией палисадов, и что для этого пришлось сделать?

— И что? — жадно спросил я.

— Наш десятник сказал, что это он придумал, и сам нас заставил такие колышки мастрячить. Ну, генерал и выплатил ему десять золотых.

— Вот сволочь!!!

— Зря ты так, — возразил друг. — Ты ведь всё равно был ранен, и тебя увезли. Если бы эти деньги тебе назначили, то ты их всё равно не увидел бы: украли бы их, и подпись подделали. А так они нам достались: десятник нас три дня на них поил, пока мы с ног не свалились. Хороший он мужик оказался, с понятиями.

В наёмники я так и не поступил. Однажды мимо нас проходил один из таких отрядов ловцов удачи — я, лишь мельком глянув на них, внутренне содрогнулся: они выглядели, как отмороженные бандиты! Наглые морды, издевательские ухмылки, подначки в нашу сторону («Эй, деревня, чо такие мрачные?!»), расслабленная походка прожигателей жизни — и вот среди ТАКИХ мне служить?! — благодарю покорно! Кроме того, среди них явно выделялись иностранцы своим чужеземным акцентом и чуждыми манерами — на их фоне даже узкоглазые степняки казались своими в доску парнями, так как я всё же пожил среди них недельку и пообвык.