– Два бифштекса… но без крови, блинчики с мясом и два эспрессо! Счет сразу, спешим.
Официантка всплеснула руками.
– Ой… А у нас сегодня уроки танцев!
– Да, – согласился я. – Нам как раз так хочется потанцевать, так хочется, что просто свербит в одном месте, гузном называется по-латыни… Вон моя девушка умеет голой у шеста. Ах, у вас и шеста нет? Что ж вы такие консерваторы?.. Тогда еще и два бутерброда с собой.
– За наш счет? – спросила она растерянно.
– За меня женщины платят, – сказал я хвастливо. – Так что за наш.
Ингрид сердито сверкнула глазами, я прошел к барной стойке, пусть поговорит с Мещерским по закрытой связи, а когда выбрал, какие бутерброды завернуть, она еще выслушивала, кивала тихонько, а когда я сел и принялся за кофе, сказала торопливо, косясь в мою сторону орлиным глазом:
– Да-да. Все сделаем. Не беспокойтесь!
– И как? – спросил я.
– Похоже, – сказала она, – расследование затянется. Зато все сделают тщательно.
– Намек понял, – сказал я. – Жри быстрее и поехали. Ты что, не можешь как утка? Они жаб целиком глотают.
Она поморщилась.
– Ну и сравнения у тебя. Сам ты жаба… А трупы потом куда девать?
– А мы при чем? – спросил я в удивлении. – Они сами приходят уже убитыми. Да ладно, какие трупы?.. Мы же в Москве, не в Йемене каком-нибудь диком, где алибабы и басмачи… даже не знаю, почему у тебя такие дикие мысли!..
Она посмотрела косо.
– Ну да, это по йеменскому шоссе ты прошелестел на краденом байке!..
Прихватив в бумажном пакете запас бутербродов, мы заторопились на улицу, Ингрид замешкалась, все еще в сомнениях, я подошел к ее авто и в нетерпении постучал ногой в дверцу.
– Сим-сим, открой дверь!
Дверь распахнулась, Ингрид обошла с той стороны, буркнула:
– У нас говорили «Сезам». Садись, убивец. Пристегнись, теперь снова штрафуют.
– За непристегнутый? – изумился я.
– Да, – отрезала она. – И за окурки в окно. За тобой не уследишь! Ну и что, если не куришь? А окурки можешь бросать направо и налево. Ученые – народ чудаковатый, все знают, а с народом не спорят. С простым, имею в виду, не спорят. Городской бюджет снова в перерасходе, нужно пополнить. У нас Россия, а у нее все еще русский характер.
– Ничего, – пообещал я хищно, – и Россию осингулярим! Нечего ей кичиться уникальностью.
Она вздохнула.
– Как с тобой страшно…
– …жить?
Она поморщилась.
– Жить с тобой я не стала бы даже за марципаны. Даже сидеть рядом страшно.
– В кафе или где-то в другом месте?
Она фыркнула и вперила взгляд в дорогу, где надо сразу на выезде вписаться в стремительное движение проносящихся мимо большегрузных трейлеров, что сомнут и не заметят…
Глава 13
Еще подъезжая к зданию, из гаража которого красиво так выметнулись те двое байкеров, я просмотрел сети внутри и вокруг. Все привычно и обычно, за исключением одного места на верхнем этаже, где четыре комнаты защищены не только лучшими файерволами, но и двумя оригинально сконструированными программами, чья обязанность замечать любые попытки прощупать защиту, не говоря уже о попытках взлома.
Ингрид посмотрела, как я положил на колени планшет и вожу пальцем, передвигая непонятные ей символы и заменяя один другим.
– Ну что?
– Просматриваю записи, – пробормотал я. – Да, можно и вот так… только это не графика, а цифровой код… Там точно не продуктовый магазин и даже не поликлиника со свободным доступом пациентов.
– Строгий допуск?
– Чтобы войти, – сообщил я, – требуются электронные пропуска сотрудников. Сама знаешь, теперь уже не требуется носить пластиковую карточку и совать ее в щель идентификатора.
– Знаю, – отрезала она. – Видеокамера еще за сотню метров рассматривает морду, сличает с картотекой и дает двери разрешение пропустить, что создает иллюзию свободного доступа.
– Или чип идентификатора, – добавил я, – зашитый в кожу. Теперь они с маковое зернышко, хрен заметишь… Да-а, сложно. Нам не войти в их фирму. Там такие файерволы, даже не знаю. Просто неприлично…
– Почему? – потребовала она.
– Фирма простенькая, – ответил я, – секреты у них какие?.. Гроша ломаного не стоит. Да что там гроша, даже доллара, судя по вчерашнему курсу… Но когда защита, словно у нас под носом отделение ЦРУ, то гм…
– Сообщить Мещерскому? – предложила она. – Пусть все узнает, а есть здесь криминал, то…
– ГРУ насрать на криминал, – напомнил я, – ты контрразведка или хто?.. Хоть и бывшая. Криминал ловит полиция. А какая у нас полиция, уже знаем.
Она спросила с угрозой.
– Какая?
– Любой хороший полицейский, – ответил я искренне, – имею в виду, хороший профессионал, старается перейти в криминал, там платят больше. Это соответствует демократичным ценностям заботы о человеке.
– Гад ты, – сказала она в сердцах, – всегда все перевернешь!
– Чтобы лучше рассмотреть, – пояснил я. – Нельзя смотреть однобоко. Однобоко – это тоталитаризм, а видеть все, даже говно в прямой кишке, – это и есть демократия. Видеть говно – не значит не замечать кусты с прекрасными розами. Самые красивые и пышные розы растут там, где больше всего говна в земле. Это и есть демократия.
– Все равно ты гад, – сообщила она. – О некоторых вещах не говорят даже демократы.