– «Брат, ты слышишь меня?» – потрясенно прошептала я, приподнимая тяжеленную голову, из-под шишек и наростов которой, на меня взглянули мутные, едва светящиеся глаза с узким, вертикальным зрачком. Зажмурившись, мон…
Увы, речь была недоступна тому, во что превратился мой безымянный сокамерник. Нос изуродованного пони почти отклеился от головы и длинным, уродливым, шишковатым наростом прилепился к подбородку, утащив за собой перекошенный в мучении рот, словно кости черепа отклеились друг от друга и оплыли, как воск горящей свечи. Теперь бедняге приходилось в буквальном смысле слова зубами цепляться за пол, передвигая отекшую, раздувшуюся тушу – острыми, хотя и кривыми, зубами.
– «Умммффф!».
– «И кто же ты такой? Кто-то, кого отправили на мои поиски? Кто-то, кто был должен следить за…» – нахмурившись, я остановилась, прекратив перебирать в голове возможные кандидатуры, способные попасть в Сталлионград. Такие повреждения не проходят бесследно, и судя по одышке, говорящей о неспособности сердца и легких снабжать кислородом и кровью увеличившееся в несколько раз количество тканей, непонятному, враждебному воздействию он или она подверглись сравнительно давно. А поскольку в Сталлионград я попала всего неделю назад, то вряд ли это был кто-то, посланный по мою душу. Искать нужно было среди других. Среди тех, кто пропал уже давно – полгода или год назад.
– «Скрич. Легат, это вы?».
– «Уууууууууу…» – опустив голову в пол, существо негромко завыло, и этот тихий голос, не способный более выговаривать слова и выражавший все свое мучение в этом тихом, протяжном крике, ударил меня сильнее, чем любой грифоний меч. Отпустив повисшие у меня на ногах складки плоти, я прижалась к боку нашедшегося стража и зашмыгала носом, прижимаясь к сальной коже, покрытой редкой, облезающей шерстью. Он томился все это время тут, в этом странном подземелье, похоже, построенном вокруг еще одного бункера ушедших в небытие
Но отчаяние не может длиться вечно. По крайней мере, так думала я тогда. Погоревав и даже всплакнув за компанию со старым, изуродованным пони, я принялась сочинять планы побега, один безумнее другого. Вряд ли меня стали бы держать тут вечно – рано или поздно, кто-нибудь меня бы хватился, и если не свои, оставшиеся где-то на западе, то уж хотя бы Старх Джус, явно оставшийся недовольным тем, что меня буквально выдернули у него из копыт. Пленников (я намерено думала себе именно как о пленнице, а не о заключенной) следовало кормить, поить и давать справлять свои потребности, а стерильная чистота вокруг нас явно говорила о том, что место это было чем угодно, но только не постоянным прибежищем для всяких борцунов за свободу и несогласных с режимом пони. Появление того, о ком я, признаюсь откровенно, вспоминала очень и очень редко, явно дало мне понять, что время для ностальгии прошло, и время моего пребывания в этом загадочном и таком пугающе прекрасном городе подходит к концу. Рано или поздно, кто-нибудь войдет в эту дверь, и тогда…
Что ж, встреча эта была не то чтобы судьбоносной, но она явно доставила мне огромное моральное удовлетворение.
– «Баааа, ваше высочество!».