Рождение легиона

– «А он любил детей» – как-то очень просто объяснил мне Бумц, задумчиво почесывая заднюю ногу, на которой красовался довольно забавный «чулок» из белой шерсти – «И своих, и приемных. Не любил, когда их обижали или расстраивали. Вот и мы стараемся его не расстраивать. Ну, его память, я имею в виду».

«Интересно, а кто это был?» – думала я, припоминая явные сходства в истории этого мира и мира сгинувших людей – «С чего бы вдруг милитаризированное общество, стоявшее по колено в крови завоеванных им народов, вдруг резко сменила свою цель, устремив свой взор в светлое будущее без крови и войн? Куда делись шипастые доспехи, целый ряд которых я видела на древних статуях в одном из парков? Когда произошел этот момент? А что если… Да нет, Скраппи, брось! Профессор начал заниматься этим совсем недавно, поэтому хватит уже воображать!».

Увы, закончить воображать не получалось, и еще долго после этой прогулки, я мысленно спорила с Древним, доказывавшим мне справедливость довольно абсурдных теорий, рожденных моим, воспаленным от множества новых впечатлений, разумом. Конечно, я не стала распространяться на счет них остальным – мало ли, еще сочтут извращенкой, некрофилкой или просто, надругательницей над светлой памятью великого предка? Несмотря на свой небольшой рост, он и впрямь был велик, если было правдой все то, что рассказали мне о нем Бумц и Соя, и теперь, каждый раз пролетая над центром города, я нет-нет, да и заглядывалась на темнеющий внизу квадратик маленькой, тенистой площади, огороженной от жаркого города смолистым частоколом колючих часовых.

В остальном, эти вылазки-прогулки понравились мне больше, чем тот дежурный «променад», что устроили мне в первый же день мои товарищи. Мы успели побывать в железнодорожном депо, поглазеть на тяжело перекатывающиеся «вышки», как я поняла, использовавшиеся пони в качестве кранов и машин для забивания свай, Полетав вокруг фабрик и нескольких заводов, мы вновь устремлялись назад, в интернат, чтобы там, выслушав раздраженную соратницу Стик, вновь попасть в лапы заждавшихся нас эскулапов. Мои товарищи их интересовали мало, в то время как моя тушка явно представляла для них нешуточный интерес. Замкнутые и мрачные, они мало походили на своих соратников, и лишь попав в их жадные лапы, я и в самом деле начала опасаться за собственное здоровье.

А иногда – и за свою жизнь.

– «Эммм… Скажите, а это обязательно?» – поинтересовалась я, входя в небольшую комнату, где раньше, как я помнила, стоял «немножко поломанный» мной аппарат. Теперь, на его месте красовалась странная конструкция из нескольких рам, с прикрученными к их перекладинам ремнями для фиксации конечностей, увенчанная странным прибором, похожим на гипертрофированный прожектор-убийцу, ощетинившимся множеством разноцветных, и очень-очень острых кристаллов. Не обращая внимания на мои слова, врач со своей ассистенткой, провели меня внутрь, где споро принялись прикручивать к этой высокотехнологичной дыбе.

– «Gentelcolts, I think, you are… Hey, what a fuck?!» – заволновавшись, я вновь растеряла все слова, и лихорадочно дергаясь, попыталась освободиться, рыча что-то неудобоваримое на всеобщем эквестрийском – «Уберйи от менйа эти верйовки!».

– «Мы пытаемся лишь помочь тебе» – сердито рыкнул на меня жеребец. Этот тип персонажей мелькал чаще всего среди прибывающих к нам гостей от науки, среди которых лишь изредка встречались кобылы, впрочем, такие же жесткие и суровые, как и окружавшие их жеребцы. Отведя под место своего пребывания весь второй этаж, они не встречались ни с кем из нас, сердито косясь при любой попытке с ними заговорить. Даже приданные им воины из Двадцать Седьмой «Железной» роты Сталлионграда были более разговорчивы, хотя, вроде бы, и не подавали виду, что узнали меня, как я не узнала их. Нам уже доводилось встречаться, хотя и не лично, в сырых лесах приграничья, возле Наварро, когда ведомые комиссаром, коричневобронные воины пришли, чтобы отбить у нас раскопки, разграбленные отступавшими грифонами, поэтому я не стала обострять отношения, и выполняла все просьбы и приказы, что исходили непосредственно от них, но это… Это было уже чересчур.

- Я не могу зафиксировать ноги!» – пожаловалась кобыла, отлавливая мои, убегающие от нее, задние конечности – «В этом деле главное – не допустить промашки мимо органа-мишени, а она…».