– Сидеть! – скомандовала Эсси. Как ни странно, собака послушалась. Эсси обернулась через плечо и обратилась к Лайонелу:
– У тебя есть полотенце или тряпка?
Но то полотенце, которым Лайонел вытирал лапы Элси, осталось во дворе. А поскольку сейчас двери были перекрыты и выйти во двор и забрать полотенце он не мог, Лайонел схватил со стола кухонное полотенце и протянул его Эсси.
Она хотела взять собаку за лапу, но Элси тут же вскочила.
– Сидеть!
Однако на этот раз собака не отреагировала.
– Как ее зовут? – спросила Эсси.
– Элси…
– Что?
– Ну… Это мою собаку так зовут.
– Не поняла.
Лайонел указал на собаку.
– Ее зовут Элси.
Эсси сощурилась.
– Должно быть, это одна из причин, почему ты не узнал меня. Ты, наверно, ожидал увидеть кого-нибудь… более агрессивного.
Лайонел поморщился. Он вовсе не хотел обидеть Эсси, назвав свою собаку ее именем. И вообще, когда он выбирал кличку для собаки, ему и в голову не пришло, что она созвучна с именем Эсси. Или?..
Может быть, он выбрал для собаки эту кличку как раз потому, что ее звучание напоминало об Эсси? Нет, полная ерунда. Имена «Элси» и «Эсси» даже произносятся по-разному.
– Элси – это сокращенное от Эдисон. Не Эстер, – с усмешкой пояснил он.
Удивленная Эсси открыла рот. О Господи, зачем на свете существуют такие хорошенькие пухлые губки! – мучительно подумал Лайонел.
Прежде чем он успел вымолвить что-то еще, лицо Эсси залилось густым румянцем. Она наклонила голову, и густая волна влажных волос упала на ее лицо, прикрыв покрасневшие щеки.
Благодаря этому движению обнажилась изящная шея – тонкая, бледная, хрупкая…
Лайонел зажмурился, сделал глубокий вдох и снова ощутил исходивший от нее аромат. От Эсси веяло чистотой, свежестью и женственностью. Так пахли цветы, которые его бабушка выращивала в своем саду, когда он был ребенком. Запах этих цветов всегда напоминал Лайонелу о доме. Этот душистый аромат, который сейчас источала Эсси, увлек его в мир воспоминаний о том светлом и беззаботном времени, которое они провели вместе на заднем дворе ее дома.
– Какой приятный запах! – пробормотал он, все еще не открывая глаз. Но, сообразив, что не просто подумал об этом, а произнес фразу вслух, тут же разомкнул веки.
Эсси по-прежнему стояла спиной к нему и возилась с собакой. Не оборачиваясь, она проронила:
– Спасибо. – Потом сделала усилие, схватила собаку за другую лапу и прибавила:
– Это Нинин. Я имею в виду гель.
Лайонел решил не объяснять Эсси, что имел в виду вовсе не гель для ванны. Он говорил о ней, о запахе ее кожи. Но ей об этом знать не следовало. Вместо этого он сказал:
– Прости, что не узнал тебя. Не ожидал, что в доме может кто-то быть. Тем более не ожидал увидеть здесь тебя, разгуливающую по…
Но Эсси не дала ему закончить мысль:
– У себя дома я имею право делать все, что захочу.
– У себя дома?
– Да, я здесь живу. Я снимаю у Нины комнату. Уже почти год. – Она занялась следующей лапой. – Так что это мой дом. По крайней мере, до тех пор пока Нина не вернется. Тогда, возможно, я подыщу себе другое жилье.
– Вернется откуда?
– Из Франции.
Эсси замолчала, смерила Лайонела оценивающим взглядом и вновь опустила голову. На ее щеках выступил легкий румянец. Интересно, подумал Лайонел, она покраснела оттого, что ей стыдно снимать комнату у моей сестры, или все-таки оттого, что я перехватил ее взгляд?
– Она улетела сегодня, – продолжила Эсси.
– Нина улетела во Францию?
Эсси кивнула и принялась еще тщательнее вытирать собачьи лапы.
– Да. На девять недель. Пришлось лететь срочно. Она пыталась тебя предупредить, но не смогла дозвониться.
На мгновение Эсси ослабила хватку. Собака вырвалась, побежала через всю комнату к парадной двери, но внезапно передумала и свернула в коридор.
Эсси посмотрела ей вслед, затем поднялась на ноги, улыбнулась и протянула Лайонелу запачканное полотенце.
– Отнеси его в стирку. Корзина для грязного белья там, – сказала она, показав на коридор.
Лайонел взял полотенце, рассеянно уставился на него и стал соскребать с ткани песчинки грязи. Наконец он переспросил:
– Так Нина во Франции?
– Да.
– Улетела на девять недель?
– Да.
Девять недель!
У него ведь только две недели, а потом придется вернуться в Брисбен. Через две недели у него день рождения. Мысль о возможности провести свой первый после развода день рождения в одиночестве убивала его больше, чем само воспоминание о разводе. Он приехал сюда только потому, что надеялся провести эти несчастные две недели с Ниной и отметить дату вместе с ней.
В последние пару лет они с Ниной виделись редко; он был слишком занят, чтобы уделять время любимой сестре, о которой привык заботиться.
Нина постепенно исчезала из его жизни. Это очень не нравилось Лайонелу. К тому же сейчас, едва оправившись после развода, он как никогда нуждался в ее совете. Пусть Нина скажет, действительно ли он такой идиот, каким считает его Имоджен.
Тут, словно прочитав его мысли, Эсси сказала: