Рождение мексиканского государства

Еще в конце февраля 1811 г. в Кадис приехали депутаты, избранные в самой Новой Испании. Среди них энергией и красноречием выделялся священник Мигель Рамос Ариспе. Вскоре кортесы в соответствии с задачами буржуазной революции и чтобы помешать дальнейшему росту освободительного движения за океаном, приняли декреты об упразднении подушной подати (о чем уже говорилось), феодальных повинностей и привилегий. При рассмотрении проекта конституции некоторые мексиканские представители подвергли резкой критике статью 29, закреплявшую расовую дискриминацию населения африканского происхождения. Выступая на заседании 14 сентября 1811 г., Рамос Ариспе с негодованием заметил, что эта статья «позорна для цивилизованного человечества, противоречит основным положениям конституции… и весьма далека от принципов справедливости…». Аналогичные заявления сделали неделю спустя депутаты от Веракруса и Сакатекаса. 16 января 1812 г. Рамос Ариспе сообщил, что его соотечественникам до сих пор не известен декрет о свободе печати, изданный еще в конце 1810 г. Он предложил обязать вице-короля немедленно опубликовать этот декрет и обеспечить проведение его в жизнь^{74}.

Газетные отчеты о парламентских дебатах, антиколониальных выступлениях представителей Испанской Америки, решениях кортесов, несмотря на противодействие властей, проникали в Новую Испанию и способствовали усилению брожения. По мере развития революционного процесса в колониях и увеличения числа депутатов от них требования политической и экономической независимости звучали в Кадисе все громче. Хотя большую их часть кор-тесы продолжали игнорировать[10], 18 марта 1812 г. они приняли конституцию, в которой интересы испаноамериканцев нашли известное отражение.

Кадисская конституция провозглашала принцип народного суверенитета, ограничивала прерогативы короля, декларировала неприкосновенность личности, имущества и жилища. Однако она закрепила монархический строй, доминирующую роль католической религии, власть короны над заокеанскими владениями, подтвердила неделимость испанской империи, включая территорию, расположенную в обоих полушариях. Отмечая, что конституция вводила «преобразования, которых громким голосом требовали наиболее видные писатели и государственные деятели XVIII века», К. Маркс вместе с тем подчеркивал, что «едва ли не важнейшим принципом» ее было «сохранение всех принадлежавших Испании колоний»^{75}. Конституция 1812 г. отнюдь не обеспечивала гражданские права всем слоям колониального общества, так как предоставляла их только тем, кто не имел примесь негритянской крови. Таким образом, даже формально эти права не распространялись на негров, мулатов, самбо и другие группы населения, среди предков которых были африканцы. В Новой Испании их число, по официальным подсчетам, превышало 200 тыс. человек^{76}.

Кадисская конституция устанавливала равное представительство метрополии и колоний в кортесах. Она предусматривала изменения в системе управления и судопроизводства: запрещение сосредоточивать в одних руках гражданскую и военную власть, упразднение всех судебных привилегий и специальных судов (следовательно, и трибунала инквизиции, а также «хунт безопасности», ведавших делами о государственной измене), создание в каждом избирательном округе выборных «провинциальных депутаций»[11], лишение аудиенсии административных функций и преобразование ее в верховный суд. В конце сентября 1812 г. текст конституции был обнародован в Мехико. Вслед затем вице-король, члены аудиенсии, высшие офицеры и колониальные чиновники, а также жители столицы Новой Испании торжественно поклялись соблюдать ее положения. Власти устроили пышные празднества, иллюминацию, переименовали центральную площадь города в площадь Конституции. 5 октября вице-король опубликовал наконец почти двухлетней давности декрет о свободе печати.

Глава 5 ПОХОДЫ МОРЕЛОСА

Принятие конституции и прочие акты кортесов способствовали усилению революционных настроений в Новой Испании. В то же время жестокий приказ вице-короля от 25 июня 1812 г. о судебной расправе с «мятежниками», призванный, по замыслу колониальной администрации, терроризировать патриотов, оказал противоположное воздействие. Он вызвал всеобщее негодование, в первую очередь со стороны большинства клира, возмущенного окончательной утратой своего традиционного фуэро.

На участии мексиканского духовенства в войне за независимость следует остановиться особо. Что касается церковной верхушки, то она, как показано выше, сразу заняла явно враждебную революции позицию. Прелаты церкви безоговорочно осудили восстание, оказывали роялистам щедрую финансовую помощь, а некоторые духовные лица вступили в королевскую армию, иногда выполняли шпионские поручения испанцев. Таким образом в целом католическая иерархия морально и материально поддерживала испанскую монархию.