Однако империя Итурбиде оказалась недолговечной. Уже вскоре после ее возникновения обнаружилась неспособность нового правительства разрешить насущные проблемы. Экономическое положение страны продолжало оставаться крайне тяжелым, а финансовое состояние стало еще более катастрофическим, что, в частности, объяснялось дополнительными расходами на содержание двора, пышные празднества и церемонии, выплату высоких окладов и пенсий придворным. Определенное значение имела также утечка капиталов в связи с отъездом многих испанцев{139}
. Пытаясь изыскать новые источники, дохода, правительство прибегало к контрибуциям и принудительным займам, запретило вывоз капиталов, реквизировало крупные суммы, принадлежавшие испанским купцам, а с конца 1822 г. стало выпускать бумажные деньги.Подобные меры встревожили значительную часть господствующих классов, прежде всего торгово-промышленные круги. Их интересы страдали также от иностранной конкуренции, заметно усилившейся в результате мероприятий, проведенных правительством Итурбиде в конце 1821 — начале 1822 г. Отмена ряда торговых ограничений вызвала быстрый рост торговли со странами Европы (разумеется, исключая Испанию) и США. Если в 1821 г. из портов этих стран прибыло в Веракрус всего 7 торговых судов (из 116), а в 1822 г. — 30 (из 130), то в 1823 г. — уже 91 (из 148){140}
.«… Таможенный тариф 1821 г… — указывает Л. Чавес Ороско, — широко распахнул двери в Мексику для международной торговли. Поток английских, американских и французских товаров хлынул в нашу страну»{141}
. Мексиканский рынок наводнила иностранная продукция, что оказало весьма отрицательное влияние на развитие местных мануфактур и ремесла. В частности, разрешение ввозить хлопчатобумажные изделия при сохранении запрета на импорт хлопка-сырца поставило под удар одну из важных отраслей мексиканской промышленности.Трудящиеся массы города и деревни, мелкобуржуазные слои, зарождавшаяся буржуазия, либеральная интеллигенция были разочарованы тем, что за год с лишним независимого существования не произошло никаких существенных социально-экономических преобразований и почти в полной неприкосновенности сохранились характерные для колониального периода помещичьи латифундии (хотя многие поместья испанцев перешли в руки землевладельцев-креолов), феодально-крепостническая, а местами даже рабовладельческая эксплуатация, всесилие католической церкви, монопольное положение испанских купцов во внешней торговле, цеховая система.
Коренное население по-прежнему подвергалось дискриминации и жестокому обращению. Продолжал сохраняться и институт рабства. Условия труда рабочих мануфактур по существу не изменились. Как и в начале XIX в., на предприятиях процветали долговое рабство и другие формы кабалы. Не претерпела изменений унаследованная от колониальной эпохи система майоратов[22]
.В результате обострения внутренних противоречий социальная база империи Итурбиде все больше сужалась, а оппозиция ей с каждым месяцем усиливалась. Отражением этого процесса был стремительный рост антимонархических тенденций. Они проявлялись и в конгрессе, где убежденный республиканец Мьер решительно выступал против императора. Агитация в пользу республики велась на страницах газеты «Омбре либре» и посредством распространения листовок. К. М. де Бустаманте резко критиковал политику Итурбиде в своем еженедельнике «Ависпа де Чильпансинго». Публиковались переводы французских книг, пропагандировавших доктрины Руссо.
В Мичоакане возник республиканский заговор, который, однако, в начале августа 1822 г. власти раскрыли. Тогда сторонники республики стали готовить восстание в окрестностях столицы. Среди заговорщиков было много офицеров, с ними имели контакт и некоторые депутаты (Мьер, Анастасио Сересеро и др.). Одним из вдохновителей заговора стал колумбийский посланник Мигель Санта-Мария.
В связи с активизацией республиканцев правительство взяло курс на проведение массовых репрессий. Под предлогом необходимости превентивных мер оно распорядилось взять под стражу 15 депутатов, в том числе Мьера, Бустаманте, Сересеро. Затем последовали другие аресты. Однако подавляющее большинство арестованных не имело ни малейшего отношения к заговору, а многие даже не знали о его существовании.
Император потребовал от конгресса согласия на учреждение в Мехико и провинциальных центрах военных трибуналов, но это требование было отклонено. Встречая оппозицию со стороны депутатов, Итурбиде стал добиваться сокращения их числа с тем, чтобы избавиться от наиболее опасных противников и полностью подчинить парламент своему контролю. «Принятие предлагаемой меры, — предсказывал очевидец, — сделает конгресс простым орудием в руках его императорского величества»{142}
. Депутаты дважды отвергли эти домогательства. Тогда Итурбиде решил разогнать конгресс.