Рождение нации

– То, что древляне и поляне не смогли никуда убежать, потому что были зажаты со всех сторон сильными народами, а те же кривичи, вятичи и новгородцы легко переместились на такие большие расстояния, это ведь говорит о слабости местного финно-угорского населения, которое не смогло дать отпор пришельцам. Не так ли?

– Я бы не стал именно так ставить вопрос. Тут дело не в слабости. То что финно-угорские народы много веков жили в этих лесах в очень тяжелых природных условиях и не вымерли, а приспособились, говорит как раз не о слабости, а об их живучести. Другое дело, что они не смогли создать достаточно сильных племенных образований. Потому славяне достаточно легко смогли здесь обосноваться и за три-четыре века фактически слиться с местным дославянским населением. Вот так варяжская экспансия фактически предопределила зарождение русского народа. А ядро его и составили три славянских племени, четыре финноугорских и одно балтское. Конечно, имелись и другие так сказать, составляющие, но эти основные, перечисляю еще раз: кривичи, вернее восточные кривичи, вятичи, новгородские словене, меря, мещера, мурома, весь, голядь. Эти племена полностью растворились во вновь образовавшемся народе, который стал именоваться русским. И основополагающий этап этого слияния происходил с девятого по двенадцатый века. И за три-четыре века, что работал этот «плавильный котел», ко времени монголо-татарского нашествия, именно здесь на лесных просторах в основном сформировался этнос уже имевший много отличий и от западных кривичей, предков будущих белорусов и еще больше от степных жителе киевщины, будущих украинцев, – профессор кончил говорить, в очередной раз взглянув на часы.

– Значит, наши далекие предки это восемь названных вами племен, которые сплавились в единый народ,– в задумчивости не то спросил, не то констатировал факт Михаил.

– Не забывайте, что я добавляю слово в основном. Конечно же, в тот плавильный котел попадали и более мелкие племена, след которых вообще истерся в истории и части крупных этносов, которые существуют и по сю пору. Те же новгородцы колонизировали, например, земли и других мелких финноугорских народов, типа ингерманландцев, води, которые тоже в большинстве своем превратились в русских. А вот вятичи, уходя в леса от хазар, сначала полностью ассимилировали уже упоминавшуюся голядь, потом частично мещеру и мурому, и активно наступали на земли эрзи и мокши, племен, которые впоследствии стали называться мордвой. Даже название города Рязань, который основали вятичи, не что иное как производное от Эрзянь и стоит он на бывшей эрзянской земле, которую вятичи отвоевали, попутно ассимилировав и часть этого племени. То же самое можно сказать о происхождении названия города Арзамас. Все вышеупомянутые финно-угорские племена говорили на родственных языках, а мещера, мурома, мокша и эрзя фактически на одном языке. Но даже те финноугорские народы, кто до сих пор сохранил свою национальную идентичность, такие как мордва, карелы, марийцы, удмурты по сей день питают, если так можно выразится, своей кровью русский народ, уменьшаясь в численности и становясь, так же, как их древние родственники, русскими. Не сомневаюсь, что со временем они разделят судьбу мери, мещеры, муромы и веси. Об том говорят и многие русские фамилии, в которых прослеживается явная финно-угорская основа. Это фамилии типа Шаншин, Шебаршин, Шевандин, Панюшкин, Чиндяйкин, Кудашкин, Меркушкин… И еще, знаете Миша, я вам все же советую, смените тему реферата. Понимаю, времени уже не осталось, но я пойду вам навстречу. А то боюсь, вы по этногенезу такого понапишете, не дай Бог кто из моих недоброжелателей этот реферат прочитает. Давайте схитрим, напишите хоть какой, самый поверхностный реферат на нейтральную тему, и я не стану придираться, поставлю зачет. А мы с вами продолжим наши разговоры по этногенезу. Гляжу, он вас буквально захватил, и я этому очень рад. Ну что, договорились?…

– Хорошо, пусть будет по-вашему,– неуверенно согласился Михаил.

Прозвенел звонок, и профессор моментально из увлеченного изложением своей теории ученого превратился в спешащего, суетливого препода:

– О, извините, наше время истекло…

Михаил хотел продолжить общение с профессором как в прошлый раз в коридоре, на лестнице, на улице, в переходе метро… Но тот на сей раз не проявил встречного желания, а едва заперев аудиторию буквально бегом устремился в раздевалку. Михаил сообразил, что на этот раз «преследовать» профессора будет с его стороны неэтично и сразу отстал. Впрочем, за эти два часа он узнал столько, что у него уже самопроизвольно запустился процесс «переваривания» услышанного.

Вторая половина девятого века, леса между Москвой-рекой, Клязьмой и Окой.