Авары вернулись от франков к осени следующего пятьсот шестьдесят шестого года и принялись весело проводить время, пропивая награбленное в походе добро, так что ромейские купцы неплохо обогатились на поставках различного бухла и прочих предметов роскоши.
Рус же решил провести простенькую, но действенную интригу, а точнее сказать информационную диверсию нацеленную на раскол аварского сообщества. Еще когда вернулся, естественно стал рассказывать о походе и о том, как храбро бились обры, о том, как они всегда врывались во вражеские ряды впереди всех прочих и лишь оставшись наедине с семьей посетовал и это сетование в первую очередь предназначалось Маре:
– Обры из-за того, что они всегда были впереди, понесли много потерь. У меня вообще сложилось впечатление, что великий каган Хатунмеседу не доверяет обрам, потому и бросает их в бой в первых рядах, чтобы ослабить.
– Почему? Зачем?! – воскликнула Маре.
– Не знаю… хотя предположение есть.
– И в чем ты считаешь такая причина?
– Думаю, все дело в вашей внешности…
– Внешности?
– Ну да.
– А что не так с нашей внешностью?
– С нашей точки зрения все так, а вот с точки зрения истинных авар… вы слишком похожи на нас. Ты ведь заметила это сама, верно?
Маре вынуждена была кивнуть и задумчиво нахмурилась, а Рус продолжил:
– Вот и каган это заметил, так что ему ближе другие степные народы, те же гунны и гуры, что отличаются от народов проживающих в этих землях. Неудивительно, что Хатунмеседу стал считать, что обры в случае чего примкнут к более похожим на них ликом… и потому старается ослабить их.
В общем Рус хорошенько покапал на мозги дочери тархана Нэдлака. Казалось бы, зачем? Она ведь теперь его жена… Жана-то жена, вот только при ней состояли служанки-фрейлины из ее рода и как результат, через этих соплеменниц с которыми Маре обсудила услышанное от мужа, информация сначала попала в племя Нэдлака, а оттуда стала расползаться по другим племенам и родам обров.
Действительно ли каган бросал обров в бой в первых рядах или нет, уже стало неважно. Наверняка такое случалось, не раз, и даже не два, (все-таки обры это в первую очередь тяжелая конница и кому как не им прорывать порядки врага?) и эти случаи конечно же вспомнили и стали раскручивать заодно накручивая себя, дескать и вправду, только нас и бросают в бой под самый сильный удар противника. Особенно громкими и запальчивыми такие разговоры становились во время пьянок. Поговорить-то по большому счету не о чем, а тут такая животрепещущая тема.
К прямому восстанию привести это растущее недовольство вряд ли могло, обров всего треть от общего количества орды, наверное даже уже меньше, под четверть, так что шансов на победу не было и это все понимали, но на него Рус и не рассчитывал. Он просто создавал и накалял атмосферу недоверия и это у него получалось.
Каган конечно же скоро узнал о витавших нехороших настроениях среди обров, в тайне такое не удержать, провел сходку вождей, на которой разобрали чуть ли не все битвы. И вроде как убедил, что специально их никто под молотки не подставляет, но… тут как говорится, ложечки нашлись, а впечатление осталось.
Теперь следовало только правильно разыграть эту карту, а значит подготовить под эту игру подходящие условия. И вот тут, вменяемый император Ромейской империи был куда как предпочтительнее, чем юродивый.
Проев и пропив, потратив на украшения и дорогие ткани, а большей частью заныкав по ухоронкам сокровища, полученные от франков, авары снова стали шарить голодным и жадным взором по сторонам в поиске кого бы еще ограбить. И достойных кандидатур кроме Ромейской империи не имелось.
Новый император Юстин тоже понимал, что рано или поздно придется столкнуться с аварами и готовился. Даже засылал послов, все того же Данакта Диодора к Русу для переговоров с целю совместных действий против авар или на худой конец добиться того, чтобы Рус не помогал аварам «божественной силой».
– Нет, этот договор с аварами я нарушать не буду. Но ведь можно договориться иначе…
Непосредственно перед вторжением в империю, Русу, по тому же принципу, удалось внедрить в среду авар, что на фоне взаимного недоверия отдельных сообществ относительно друг друга, каждая часть будет наступать отдельно. Отдельно савиры, отдельно обры, отдельно собственно авары и отдельно все эти азиаты с гуннами и гурами, благо что особо воевать не придется ведь ворота городов будут вскрываться «божественной силой» и остается их только ограбить.
Кагану эта идея может и не сильно понравилась, понимал всю пагубность такого решения, но он вынужден был пойти на такой шаг, чтобы не обострять отношения, что могло привести к разрыву, ведь нет ничего хуже, если вдруг одна из довольно крупных составных частей народа вдруг станет считать себя ущемленной (в этом беда всех многонациональных формаций), а там глядишь, все успокоится и вернется на круги своя.