Рождение новой республики

Тогда он чувствует внезапную прохладу и холод собственного пота. Несчастный пытается бежать, обогнать наступающую ночь. Первые снежинки танцуют вокруг него, ледяными иглами вонзаясь в его лицо. Обреченный человек сходит с ума от ужаса. Он, обезумев, мчится через пустыню, взывая о помощи, пока само эхо его криков не замерзает в воцарившейся тишине. И внезапно он понимает, что это — конец. Несчастный спотыкается, падает и не может подняться. И он лежит, задыхаясь и замерзая, все еще пытаясь собрать силы и сделать последний рывок к спасению. Когда он поднимается на ноги, небо уже посерело от замерзающего воздуха, и красное солнце скрылось за скалами. Обреченный человек несется гигантскими прыжками. Водоворот туманов кружится вокруг него, и унылая пульсирующая боль наполняет его тело. Ему кажется, что на него надели ледяную маску. И его сердце наполняется ужасом нового открытия. Он погиб! Снег вихрится вокруг, скрывая знакомые пики. С криком и рыданиями он останавливается; но вновь на него обрушивается волна обжигающего холода. Несчастный бежит снова, безумно, без смысла и цели. Его сердце разрывается, его легкие горят. Но его лицо, его руки и ноги коченеют; они пульсируют тупой болью. Несчастный падает снова. Встает и снова падает, и снова встает под завывание последних порывов урагана, ибо и сам ветер умирает вместе с ним от немыслимого холода.

Человек падает. Тьма сгущается. Он не может видеть. Действительно ли это — ночь? Или у него потемнело в глазах? Калейдоскоп фрагментов-изображений скользит перед его мысленным взором. Лицо матери. Первая любовь. Желтая собака, которую он когда-то любил.

Несчастный упал в снег. Ему вдруг становится восхитительно тепло и хорошо. Смутно он понимает опасность. Он пытается подняться, слабо вскрикивает. Ветер уносит его крик в никуда. Надежда мертва. Осознание неизбежности смерти напоминает пытку. Человек предпринимает отчаянное усилие, не обращая внимания на боль во всем теле. Но он не может двинуться! Через несколько часов тело заморожено, стало твердым, как металл. Так оно и лежит, изогнувшись в последней бешеной конвульсии, пока «лунные телята» не находят его — алые, неуклюжие существа, скачущие под сиянием звезд по белой пустыне ночи, от скалистого гребня кратера в холодном белом свете Земли.

Не раз за время моей жизни на Луне я едва избежал такой судьбы.

В течение долгой ночи мой отец веселился с шахтерами и фермерами, которые приезжали в город праздновать наступление ночи. Он брал меня с собой в клубы, рестораны, фондовые биржи, офисы и лобби. Несколько раз мы натыкались на преступные притоны, где звучала безумная музыка и распевали дикие песни, а размалеванные женщины и измученные мужчины едва держались на ногах, накаченные наркотиками, привезенными контрабандой с Земли, и еще более странными зельями из лесов кратеров Луны. Именно в одном из таких притонов отец наткнулся на старого разведчика, который утверждал, что обнаружил замечательное месторождение на севере, в местности, названной «Море Спокойствия». Колонисты и исследователи, в основном, уважали названия, данные горам и долинам Луны астрономами прежних времен.

Пустынник Дженкинс, как его звали те, кто его знал, пропивал и проигрывал в карты доходы от руды, которую его селениты извлекли из месторождения, и был в страшном загуле. Он был крепким, коренастым, его кожа, сожженная Солнцем, соответствовала его выгоревшим волосам. Отец предложил осмотреть его находку и щедро вложился в его месторождение. Я видел Дженкинса несколько раз и испытывал симпатию к нему, хотя мать не одобряла то, что я общался с ним. Старатель покорил мое сердце рассказами о фантастических приключениях; и подарил мне любопытно обработанный кристалл горного хрусталя, ценный сувенир, инструмент в одном из потерянных городов культуры селенитов.