Рождение огня

По крайней мере, кое-чему я сегодня уже научилась. Этот дистрикт — не увеличенная копия Двенадцатого. Наш жалкий заборчик не охраняется и редко бывает под током. Наши миротворцы хоть и не сахар, но всё же не такие звери. Наши трудности по большей части отупляют, а не приводят в ярость. Здесь, в Одиннадцатом, страдают сильнее и отчаяние здесь острее. Президент прав. Одной слабенькой искры достаточно, чтобы вспыхнул пожар.

Всё происходит на такой бешеной скорости, что мне не уследить: предупреждение, расстрелы, осознание того, что я, быть может, привела в действие какие-то неведомые грозные силы. Вся эта свистопляска просто ни в какие ворота! И ладно бы ещё, если б я специально задалась целью устроить переполох в курятнике, но ведь я ни сном ни духом!.. И как меня угораздило заварить такую кашу?

— Очнись. У нас ещё обед на повестке дня, — прерывает мои раздумья Хеймитч.

Долго отмокаю в дýше, пока за мной не приходят и не тащат на очередную чистку пёрышек. Моя команда, похоже, не заметила сегодняшних трагических событий. Они все в предвкушении праздничного обеда. Ещё бы, пока мы разъезжаем по дистриктам, помощники-гримёры считаются достаточно важными фигурами, чтобы их звали на торжественные обеды. Но стоит только им вернуться в Капитолий, и сладкой жизни конец — никакие престижные церемонии им не светят. Они щебечут, пытаясь угадать, какие кушанья будут поданы, а у меня перед глазами тот старик, его простреленная голова... Даже не обращаю внимания, кто и что со мной делает, и лишь собравшись уходить, вспоминаю, что неплохо бы глянуть в зеркало. Бледно-розовое платье без плечиков водопадом спускается к самым туфлям. Волосы стянуты на затылке и падают на спину многочисленными тугими локонами.

Подходит Цинна и обвивает мне плечи мерцающей серебряной шалью. Заглядывает в отражение моих глаз в зеркале.

— Ну и как?

— Как всегда — изумительно, — говорю я.

— А как будет выглядеть, если ещё и улыбку надеть? — мягко укоряет он. Это он намекает, что с минуты на минуту здесь опять будут камеры. Я ухитряюсь приподнять уголки губ. — Ну вот, совсем другое дело!

Когда все собираются вместе, чтобы идти вниз, в банкетный зал, я обнаруживаю, что Эффи не в духе. Хеймитч, конечно, ни словом не обмолвился ей о событиях на площади. Я бы не удивилась, если бы оказалось, что Цинна и Порция в курсе, но похоже, что по всеобщему тайному соглашению Эффи решено держать в неведении относительно любых неприятностей. Впрочем, долго гадать не приходится.

Эффи ещё раз пробегается по вечернему расписанию и отбрасывает его в сторону.

— А затем мы все, наконец, можем вернуться в поезд и убраться отсюда подальше. Какое счастье! — добавляет она.

— Что случилось, Эффи? — спрашивает Цинна.

— Мне не нравится, как с нами здесь обращаются. Шагу не дают ступить, прямо на перроне запихивают в бронированные грузовики с решётками на окнах! А тут ещё, где-то час назад, мне захотелось прогуляться вокруг Дома правосудия... Вы же знаете, я в некотором роде эксперт в области архитектуры...

— О да, мы знаем, — говорит Порция, прежде чем пауза становится слишком длинной.

— Ну вот, я только хотела немного осмотреться, потому что развалины из дистриктов будут в этом году последним криком моды. Как вдруг появляются двое миротворцев и приказывают мне вернуться в наши апартаменты. Одна из них, подумать только, даже ткнула в меня своей пушкой!

Вот результат нашего с Питом и Хеймитчем исчезновения сегодня днём, размышляю я. Так что, если вдуматься, Хеймитч был прав, что никому и в голову не придёт прослушивать запылённый и захламлённый купол, где прошла наша бурная беседа. Но бьюсь об заклад, теперь и там полно камер и «жучков».

Бедная Эффи выглядит такой растерянной, что неожиданно для себя самой я обнимаю её.

— Это ужасно, Эффи. Может, нам вообще не ходить на этот обед? Пусть сначала извинятся! — Я знаю, что она на такое никогда не пойдёт, но Эффи вся расцветает от осознания того, что её жалоба услышана и ей сочувствуют.

— Нет-нет, я должна быть выше этого. В моей работе могут быть и взлёты, и падения. И мы не можем допустить, чтобы вы с Питом лишились праздничного обеда! Но за предложение спасибо, Кэтнисс.

Эффи организует нашу процессию: сначала гримёры, потом главные стилисты, потом Хеймитч. Питер и я, само собой, замыкающие.

Где-то внизу начинает играть оркестр. Когда первые участники нашей маленькой процессии начинают торжественный марш вниз по ступеням, мы с Питом берёмся за руки.

— Хеймитч сказал, что мне не надо было орать на тебя. Ты только выполняла его инструкции, — говорит Пит. — У меня ведь и у самого рыльце в пушку — в прошлом у меня тоже были от тебя тайны.

Да уж, как вспомню, в каком шоке я была, услышав от Пита признание в любви перед лицом всего Панема. Хеймитч-то об этом знал, а мне ни словом не обмолвился.

— Помнится, я после того интервью тоже много чего разбила.

— Всего лишь один цветочный горшок, правда, большой, — говорит он.

— И твои руки. Но больше такого не случится, правда? В смысле, мы не будем больше кривить душой друг перед другом?