Что-то в этой войне непонятное — Конфидус только что расписал наше поражение в таких красках, что я почти почувствовал себя победителем.
Видимо догадавшись о том, что меня обуревают сомнения, епископ пояснил:
— Против нас три далеко не последних оты демов — это очень опасные вояки, собранные один к одному, привычные воевать дружно, отлично вооруженные. У нас похожих едва две сотни наберется, но вооружены хуже, а по доспехам и вовсе сравнивать стыдно. Лишь броня покойного сэра Флориса, которую Тук таскает, не уступает защите их латников. Она, кстати, перековка трофеев — потому так и хороша. Те, что у солдат Дирбза, — похуже гораздо: защита слабее, сталь дряннее, тяжесть больше, да и не такие удобные.
— Думаете, есть смысл вторую такую же атаку устроить?
— Вам, конечно, виднее, но раз начали — можно продолжать. Сами говорили, что нельзя им позволить спокойно до замка дойти. Мы по-другому воевать приучены — запираться в крепости и сидеть, если сил маловато. Ваш способ понравился — хоть и страшновато, но толк есть. Не знаю, что из этого выйдет, но повторить не прочь — глядишь, второй раз лучше обыграем.
— Они теперь знают, чего от нас можно ждать, и будут наготове. И подкрепления вызовут. Ничего не получится.
— Вечно настороже держаться невозможно, а гонцов можно попробовать перехватить — послать наперерез всех разведчиков, дав им быстрых коней. Демы водой, скорее всего, пойдут, а возле озера деревня есть, где лодкой можно разжиться. Подстерегут — не дадут помощь позвать. Тем более, как я понял, наше войско сильнее стало. — Он покосился на Обаму.
Тот угрюмо отозвался:
— Если дадите оружие, то поможем.
— Дадим, — кивнул я. — Соберем в замке все, что есть, и дадим. Может, межгорцы туда еще подтянулись — их тоже заберем.
— Совсем замок без оружия оставлять плохо, — заметил епископ. — Там и так, почитай, одни женщины.
— Все враги собраны здесь — там разве что разведка, а их одна Альра со стены перестреляет, если что. Нам потребуются все силы, которые сумеем собрать.
— Это тоже верно. Думаю, оставаться у моста нельзя — слишком опасно. Если демы не остановятся, то завтра будут там. Надо бы корчму сжечь, чтобы не ночевали в тепле. Дан? Что с вами?!
— А… Ничего… Задумался… Кое о чем…
— Я уж было испугался — эк вас передернуло. Говорю — корчму надо бы сжечь.
— Нет!!! Корчму ни в коем случае не сжигать!!! Лагерь перенесем подальше в лес — там дорога есть от моста.
— Хорошо, как скажете. Но я бы сжег. Темные тепло любят — плохо, если под крышей греться смогут. Многовато демов — их бы хоть чуть-чуть проредить вдобавок к тому, что сделали.
— Проредим, — пообещал я. — Есть у меня идеи. Для начала вышлем несколько отрядов по следам тех людоловов, которые ушли к северу. Надо их выследить и перебить, чтобы не вернулись.
— Дан, я вас хорошо успел изучить…
— Не понял?
— Голос у вас интересный — будто несусветную пакость задумали.
— Верно. Задумал. Скажите, епископ: как вы относитесь к колдовству?
— Не могу выразить приличными словами, насколько плохо.
— Очень жаль. То, что я задумал, самое что ни на есть колдовство.
— Сэр! Дан! Вы ведь страж! Как можете!!! Душу поберегите!!!
— Да успокойтесь вы. Не такое уж и колдовство, хотя выглядеть должно именно так.
— Вы играете с ужасными вещами. Знаю вас хорошо, и верил всегда, но после таких темных слов начинаю сомневаться.
— Епископ, чтобы передавить тварей, пытающих стариков, я свою душу не задумываясь продам. И вашу, кстати, тоже. Но не переживайте — в том, что я замыслил, темноты нет. Так — фокус балаганный. Но если все пройдет как надо, демов станет меньше, а настроение у них испортится. А то вдруг осмелеют после сегодняшнего…
— Дан… А давно вы исповедовались?
— Никогда.
— …
— Епископ, нехорошо при вашем сане сквернословить.
— А вы рискуете погубить свою бессмертную душу.
— Ладно, сейчас я вас оставлю. Возьму лошадь и кое-куда сгоняю. Вам пока поручение одно оставлю — несложное. Занимайтесь войском, но и про него не забудьте. А чтобы вам было легче, обещаю: по пути исповедаюсь попугаю.
— Вы богохульствуете — птица не посвящена в сан. К тому же за глоток вина она готова даже дьяволу грехи отпустить.
— Было дело, — скромно потупился Зеленый.
— Вот видите! Ваша бессовестная птица тоже богохульством грешит!
— На себя посмотри! В борделе живешь! На алтари сморкаешься! У нищих воруешь!
— Вот! Вы сами видите!
— Я читал вашу священную книгу, и там сказано, что те, кто не сходит с пути борьбы с тьмой, получают частицу святости, равную принятию в сан, со всеми вытекающими последствиями. Разве Зеленый не борется с тьмой?
— Мне ни разу не доводилось видеть, чтобы он насмерть рубился с тварями.
— А я видел: в битве у брода он храбро бросился на перерожденного — чуть с лошади его не сбил, а сам потом едва не погиб. Он просто герой в деле борьбы с поганью.
— А еще я очень красивый.
— Это само собой. А сколько раз он нас предупреждал о приближении погани? Как вам не стыдно в нем сомневаться!
— Я не сомневаюсь. Но исповедоваться птице — это просто немыслимо! Дан, с вами все в порядке?!