Рождение разума. Загадки нашего сознания

Итак, налицо парадокс: с одной стороны, эксперименты показывают, что свобода воли оказывается иллюзорной, она не может быгь причиной активности мозга, поскольку эта активность наступает на секунду раньше. Однако, с другой стороны, это запаздывание должно иметь какую‑то функцию, иначе зачем оно происходит? Но при этом, если запаздывание все — такн несет некую функцию, то какой в нашем случае она может быть, как не движение пальцем? Возможно, сам наш принцип причинности требует радикального пересмотра, как это случилось в кван товой механике.

К другим видам «психических» болезней тоже можно подходить, рассматривая работу мозга. Возьмем, например, болевые ощущения если человек уколется иголкой, обычно наблюдается активность нейронов во многих разделах мозга, но особенно — в инсулярной коре к передней поясной извилине. Первая структура, по — видимому, участвует в ощущении боли, а вторая добавляет к боли качество отторжения. Поэтому, когда прерываются проводящие пути, идущие от инсулярной коры к передней поясной извилине, пациент может чувствовать боль, но она не причиняет ему страданий — этот парадоксальный синдром называется болевой асимболией. Это явление заставило меня заинтересоваться тем, что происходит в мозгу мазохиста, который получает удовольствие от боли, или у пациента с синдромом Леша — Найхана[49], который с наслаждением калечит себя. Инсулярная кора, без сомнения, будет активирована, но станет ли «зажигаться» передняя поясная извилина? А в особенности, учитывая сексуальный подтекст мазохизма, будет ли задействована зона, связанная с удовольствием, как, например, прилежащее ядро, перегородка или гипоталамические ядра? На какой стадии обработки высвечиваются ярлыки «больше удовольствие»? (Мне вспоминаехся мазохист из Ипсуича, который любил принимать ледяной душ в четыре часа утра, а потому не делал этого.)

В главе 1 я упомянул о сипдроме Кашра, который иногда встречается у пациентов с неоднократными травмами головы. Такие пациешы заявляют, что кю‑то хорошо знакомый и близкий — обманщик (например, мать).

Теоретическое объяснение синдрома Капгра состоит в утверждении, что связь между зрительными зонами, лимбической системой и миндалиной перерезается в результате травмы (см. рис 1.3). Поэтому, когда пациент смотрит на свою мать, а зрительные зоны мозга, распознающие лица, не повреждены, он может говорить, что она выглядит как его мать. Но это узнавание не сопровождается эмоциями, поскольку проводящие пути, по которым информация поступает в эмоциональные центры, перерезана. Тогда он рационализирует свои ощущения, утверждая, что эта женщина — обманщица.

Как можно проверить эту теорию? Это можно сделать, измерив степень непроизвольных эмоциональных реакций человека на зрительные стимулы (или любые стимулы) по количеству выделяемого пота. Когда любой из нас видит что‑то волнующее, затрагивающее его эмоционально, нервная активность стремительно спускается от зрительных центров мозга к эмоциональным, и мы начинаем потеть чтобы снизить тепло, которое обычно выделяем при физических упражнениях или действии (питание, бег, борьба щи секс) Этот эффект поддается измерению с помощью двух электродов, прикрепляющихся к коже человека для замеров его кожной проводимостикогда сопротивление кожи падает, мы называем это кожно-1«льваиической реакцией. Знакомые и неопас ные объекты или люди не возбуждают кожно — иальванической реакции, поскольку не вызывают никакого эмоционального волнения. Но если вы смотрите на тигра, льва или — как оказалось — на свою мать, появляется сильный кожно — гальванический всплеск Хотите верьте, хотите нет, всякий раз. когда вы видите свою мать, вы потеете? (И при этом вам даже не обязательно быть евреем.)

Однако мы обнаружили, что этого не происходит с пациентами, страдающими синдромом Капгра, что поддерживает нашу версию о повреждении связи между зрением и эмоциями.

Существует еще более причудливое расстройство, синдром Котара, при котором пациенты начинают утверждать, что они мертвы. Я полагаю, что это нарушение аналогично синдрому Капгра, с той только разницей, что в данном случае от эмоций отрезано не одно лишь зрение, а эмоциональные центры оказываются разъединенными от всех ощущений. Таким образом, в мире ничего не вызывает эмоционального отзыва, ни один объект или человек, никакие тактильные ощущения, ин один звук — ничто не оказывает эмоционального воздействия. Такое полное эмоциональное опустошение пациент может объяснить только одним образом — значит, он мертв. Как ни странно, но это единственное объяснение, которое имеет для него смысл; логический ход размышлений приводит расстройство в соответствие с эмоциями. Если эта идея верна, то какая бы то ни было кожно — гальваническая реакция на любой стимул у больного с синдромом Котара должна отсутствовать.