Рождение разума. Загадки нашего сознания

Я бы предположил, что ВТЗ-соединение — особенно ангулярные извилины — могли также создавать взаимодополняющие роли двух полушарий в содействие неким различным видам метафоры: левое полушарие — для кросс-модальных метафор (например, «кричащая рубаха», «острый сыр»), а правое — для пространственных метафор (он «слетел» со своего поста). Все это не получило систематической проверки. Однако, как я заметил раньше, оба пациента с повреждением левой ангулярной извилины, которых я тестировал, были глухи к переносному смыслу пословиц и метафор, а также не прошли тест «буба — кики».

И наконец, я хотел бы обратиться к эволюции языка. Эта тема всегда носила дискуссионный характер. Язык изумляет. Его тонкости и нюансы (включая то, что мы называем «рекурсивность»[48]) в сочетании с огромным лексиконом создают чрезвычайно изощренный механизм. Легко представить, что такое свойство, как длина жирафьей шеи, является результатом растущего накопления случайных возможностей. Но как мог такой необычайно сложный механизм, как язык, с несметным количеством взаимосвязанных компонентов эволюционировать по воле слепого случая — то есть естественного отбора? Каким образом мы сделали переход от хрюканья, рычания и ворчания наших предков приматов ко всей утонченности Шекспира или Джорджа Буша? На этот счет существует несколько теорий. Алфред Рассел Уоллес считал этот механизм необычайно сложным. Он категорически отрицал его эволюцию в процессе естественного отбора и утверждал, что он должен быть результатом божественного провидения. Вторая теория была предложена Ноамом Хомским, отцом — основателем лингвистики. Хомский говорил нечто похожее, хотя он не ссылался на Бога. Он считал, что этот изощренный и усложненный механизм не мог возникнуть в результате естественного отбора, то есть слепого случая, а скопление сотен миллиардов нервных клеток на таком крохотном пространстве могло появиться только в связи с возникновением новых физических законов. Практически он говорил о чуде, хотя и не произносил этого слова. К сожалению, ни теорию Уоллеса, ни идеи Хомского невозможно проверить. Третья идея была предложена блестящим психологом Стивом Линкером из Массачусетского технологическою института (Massachusetts Institute of Technology, MIT). Пинкер считает: то, что мы видим сегодня — это результат эволюции. Просто он кажется таинственным только из‑за незнания нами ее промежуточных этапов. Я подозреваю, что он на правильном пути — естественный отбор может быть единственным правдоподобным объяснением. Однако Пинкер не продвинулся достаточно далеко. А мы биологи, и нам нужны детали. Мы хотим знать, какими были эти промежуточные этапы, а не одно лишь предположение о том, что язык мог развиваться путем естественного отбора. (На этот счет существует технический термин «траектория прохождения через пригодный участок».) И крайне необходимый ключ к разгадке этих "этапов, полученный при изучении эффекта «буба — кики» и синестезии, подводит меня к предположению о том, что я называю теорией синестетических источников происхождения языка.

Теперь обратимся к лексикону. Как нам удалось разработать общий словарь — такой громадный объем из тысяч слов?⁹ Могли ли наши предки — гуманоиды сидеть вокруг костра и говорить: «Теперь эту штуку все будем называть топором?». Конечно нет. Но если они не делали этого, то что же? Пример «буба — кики» дает нам ключ к этой загадке. Он показывает, что существует непроизвольный «опережающий перевод» представленной в веретенообразной извилине зрительной информации об объекте в слуховую, представленную в слуховой коре. Другими словами, синестетические кросс-модальные абстрактные понятия уже подключены — это, если можно так выразиться, «опережающий перевод» визуального изображения в аудиальное представление. Конечно, это очень незначительный сдвиг, но, чтобы дать чему‑то начало, для эволюции вполне достаточно и такого¹⁰.

Правда, это только часть истории. Подобно тому как существует опережающая встроенная кросс-модальная активация между звуком и зрительным образом — эффект «буба — кики», есть также и непроизвольная кросс — активация между зрительным полем в веретенообразной извилине и зоной Брока в лобной части мозга. Она создает программы, контролирующие мышцы, которые участвуют в воспроизведении звуков, речи и артикуляции — наши движения губами, языком и ртом. Откуда мы это знаем? Произнесите слова «низенький», «крошечный», «мизерный». Посмотрите на свои губы в это время: они мимически воссоздают визуальное изображение того, что вы говорите. А теперь скажите «огромный», «большой»… Такое подражание выявляет опережающий сдвиг к отображению определенных визуальных форм в конкретных звуках, представленных в моторных картах зоны Брока (см. рис. 4.7).