Иными словами, держать заложников, по крайней мере из семей сановников, даже на Северном Кавказе уже не было задачей охраняющих российскую крепость солдат. За их «воспитание» и образование теперь отвечали сами представители российской имперской элиты. Вместо того чтобы «хранить» заложников, теперь оценивались их интеллектуальные способности и польза для предполагавшейся в дальнейшем просветительской роли[474]
.Миссия цивилизирования в Сибири, на Дальнем Востоке, в северной части Тихого океана и на Аляске
Каким образом новый российский взгляд на заложников изменил их положение в Сибири и на Дальнем Востоке, в северной части Тихого океана и на завоеванных территориях на Аляске? Взимание ясака
, как правило, связанное с насильственным захватом заложников из коренных народов, характеризовалось с момента его введения в начале XVII века жестокими злоупотреблениями, несправедливым обогащением за счет коренного населения и воровством в пользу сборщиков ясака[475]. Пожалуй, ни в одном другом регионе Московского государства практика заложничества не принимала таких жестких черт, связанных с вымогательством и шантажом, как в Сибири и на Дальнем Востоке[476]. Сам факт того, что в распоряжениях царского правительства регулярно повторялось, что с коренными народами необходимо обходиться «мягко» и «дружелюбно», мотивировать их выплачивать ясак и хорошо обращаться с заложниками, не в последнюю очередь для того, чтобы благодаря этому добиться вступления в российское подданство других, еще не платящих ясак местных жителей, свидетельствует о том, что эти призывы, как правило, игнорировались на просторах Сибири и Дальнего Востока.Злоупотребления, о которых власти узнавали из многочисленных прошений и которые сокращали поступления в государственную казну, в 1754 году побудило Сенат уполномочить Сибирский приказ разработать предложения по изменению практики сбора ясака
и связанного с ним заложничества. Это было поручено Ивану Данилову, члену Сибирского приказа, который не видел необходимости в каких-либо реформах, меняющих систему. Эти «реформаторские предложения», представлявшие собой не более чем краткое изложение существующих норм, встретили не только резкий протест остальных сотрудников Приказа, обвинивших Данилова в грубом незнании ситуации. Первым делом они потребовали от Сената назначить более надежного человека и снова с определенным числом помощников направить его в Сибирь[477].Это обращение было подкреплено документом с изложением реформы, который в 1759 году циркулировал в правительственных кругах Санкт-Петербурга. В нем предлагалось полностью упразднить систему, при которой российские служилые люди, постоянно злоупотребляя своими полномочиями, собирали ясак
с местных жителей. Система должна была измениться таким образом, чтобы в будущем «волостные князцы и старшины» сами собирали бы ясак со своих этнических групп, а затем доставляли бы его в соответствующие городские российские административные органы. В этих условиях можно было бы даже отказаться от заложников, так как их основная функция в Сибири до сих пор состояла в обеспечении сдачи ясака российским сборщикам. Все еще находившихся в заключении многочисленных заложников, по словам неизвестного автора документа, следовало научить читать и писать по-русски, «отучать от дикости» и затем отправить обратно в свои племена с небольшим вознаграждением. При таком подходе заложники «обязаны будут любовью к России»[478].Содержание документа звучит знакомо: оно напоминает идеи Петра Рычкова и Алексея Тевкелева, которые одновременно занимали посты представителей царской администрации в Оренбургской губернии, а также идеи Дмитрия Волкова, несколько лет спустя назначенного на пост оренбургского губернатора. И хотя позже Волков не требовал полной отмены заложничества в южных степях, представлялось вполне вероятным, что именно он, участвовавший в 1759 году в Петербурге в качестве конференц-секретаря в определении внешнеполитического курса империи, был автором распространившегося в столице документа с изложением реформы.