Мама опустила глаза.
— Мне жаль. Я так сожалею обо всем этом.
Обмакнув хлебец в кофе, я возразила:
— В этом нет твоей вины. Ты же не по собственной воле отправилась в Иной Мир, так?.
— Нет, но...ты была права, когда сказала, что я не должна была скрывать от тебя.
— Я была слишком сурова к тебе, мамуль.
— Нет. — В ее глазах стояла печаль. — Я полагала тогда... что если скрою это от тебя, то возможно все забудется. Как будто если достаточно притвориться, что ничего не было, то будет казаться, что этого и правда никогда не было. И со временем я тоже смогу все забыть.
Мне не нравилось, что мама занимается самобичеванием. По-моему, те, кто старается отомстить родителям за тяжелые детские годы, неправы. Возможно, я и обижалась на нее, но по сравнению с тем, что она пережила. это сущий пустяк. Я знала, что мама не была подростком, когда ее похитили, но мое воображение упорно рисовала ее в возрасте Жасмин, юной и испуганной. На основе историй, которые я слышала о своем отце, до того как узнала что он Король Шторма, я всегда считала, что он не мужчина, а мешок с дерьмом. Но он оказался даже не человеком. Даже не знаю что хуже. Я была ребенком насилия, зачатой изнасилованием и властью.
— Когда ты смотришь на меня.... я напоминаю тебе о нем? О том что случилось?
— Ох, детка, нет! Конечно нет. — на мамином лице было написано раскаяние, — ты самое лучшее, что случалось в моей жизни. Не думай так!
— А я хоть немного на него похожа? Все вокруг говорят, что я — вылитая ты.
Мама внимательно посмотрела на меня, словно ища ответ, но я догадывалась, что она и так давно его знает.
— Твои волосы — немножечко. Но сильнее всего... глаза. Это у тебя от него. Его глаза были как... — Ей пришлось прокашляться, прежде чем она взяла себя в руки и продолжила. — Они постоянно меняли цвет. От всех известных оттенков голубого до серого, в зависимости от его настроения. Небесно голубые — когда он был весел. Полночно-синие — когда что-то беспокоило. Темно-серые — когда был зол и хотел подраться.
— А цвет фиалок? — спросила я.
— Фиалки, когда он чувствовал себя... влюбленным.
Я никогда не слышала, что бы моя мама раньше использовала это слово. Конечно, с одной стороны это казалось забавным, но в тоже время у меня появилось стойкое желание добавить виски в свой кофе. Боже. У меня глаза такого же цвета, как и у влюбленного отца. Очень много людей восхищались цветом моих глаз, но маме они напоминали о его любви, и ее это должно быть напрягало.
— Мне очень жаль, мам, — я потянулась к ней и взяла за руку, впервые прикасаясь к ней после ссоры. — Это неверное было ужасно… но были в то время какие-то моменты, хотя бы немного, когда ты была счастлива? Ну, или, по крайней мере, не так несчастна?
Обязательно… обязательно был момент, когда между моими родителями не было ненависти и горя. Несомненно, я не могла быть зачата и рождена в столь мрачной обстановке. Должно быть что-то. Может, он хотя бы разок ей улыбнулся. Или, может быть, он подарил ей подарок… типа ожерелье, добытого в грабеже и мародерстве. Ну, не знаю. Хоть что-то. Что-нибудь.
— Нет, — мамин голос был хриплым. — Я ненавидела все это. Каждую секунду.
Я проглотила ком в горле, и вдруг все мои мысли заполнила Жасмин.
Жасмин...
Жасмин на пять лет младше, чем моя мама в то время. Жасмин подвергается тем же вещам. Вся ее жизнь теперь состоит из мук. Возможно ее неуместная привязанность к Эсону, была единственным способом справиться с ситуацией. Возможно это лучше, чем мучиться все время. Я не знаю. Я на мгновение прикрыла глаза. Перед глазами стояла картинка, что моя мама это Жасмин, а Жасмин это моя мама.
Я открыла глаза.
— Мы не освободили Жасмин. — Я поняла, что забыла рассказать об этом, когда приходила выяснить правду. Я все кратко рассказала. Мама побледнела, пока я говорила, и ее боль бередила свежую рану в моей душе. Жасмин, такая же как и моя мама. Моя мама, такая же как и Жасмин.
— О Боже, — прошептала она когда я закончила.
— Да, я...
Меня пронзил холод. Я почувствовала, как по коже поползло слабое электрическое покалывание.
— Что случилось? — спросила мама, заметив как я напряглась.
— Разве ты не чувствуешь? Холод?
Мама выглядела озадаченной.
— Нет. Как ты себя чувствуешь, у тебя нет температуры?
Я встала. Но ничего не почувствовала, потому что это было не физическое воздействие. Это было нечто большее, чем обычные человеческие чувства. Сейчас при мне был мой атам, пистолет и жезл. Я теперь без них никуда не выходила, даже в туалет. Так же я больше не спала ни в чем откровенном. Майка, которую я носила, по-прежнему была кружевная и тонкая, зато пижамные штаны были из плотного хлопка, с крепким упругим поясом. Я повесила свой халат на спинку стула и проверила оружие.
Я была уверена, что это не джентри. Это был дух или демон. Против него требуется серебро, а не железо. Глоке уже был заряжен серебром, но если дух не примет плотную форму, то толку от этого ноль. Я осторожно спрятала пистолет за пояс и вытащила серебряный атам и жезл.
— Останься здесь, мам.
— Еви, что...