Камнем преткновения стали робкие изменения в информационной политике, проведенные с разрешения Молотова. В начале ноября 1945 года центральная советская печать поместила выдержки из речи У. Черчилля, где он весьма лестно отзывался о вкладе СССР в разгром общего врага и давал высокую оценку Сталину на посту Верховного Главнокомандующего в годы войны. Казалось, это не могло не понравиться вождю. Однако вышло иначе. 10 ноября Сталин направляет «четверке» телеграмму, в которой подвергает критике ее действия. «Считаю ошибкой опубликование речи Черчилля с восхвалениями России и Сталина. Восхваление это нужно Черчиллю, чтобы успокоить свою нечистую совесть и замаскировать свое враждебное отношение к СССР… Опубликованием таких речей мы помогаем этим господам. У нас имеется теперь немало ответственных работников, которые приходят в телячий восторг от похвал со стороны Черчиллей, Трумэнов, Бирнсов и, наоборот, впадают в уныние от неблагоприятных отзывов со стороны этих господ. Такие настроения я считаю опасными, так как они развивают у нас угодничество перед иностранными фигурами. С угодничеством перед иностранцами нужно вести жестокую борьбу… Советские лидеры не нуждаются в похвалах со стороны иностранных лидеров. Что касается меня лично, то такие похвалы только коробят меня».[341]
Судя по тональности телеграммы, она еще не предвещала грозы. Правда, за неназванными «ответственными работниками» отчетливо просматривалась фигура наркоминдела Молотова. Сталин лишь предупреждал о том, что даже в таких мелочах следует советоваться лично с ним. Это понял Молотов, направивший Сталину следующий ответ: «Опубликование сокращенной речи Черчилля было разрешено мною. Считаю это ошибкой… Во всяком случае, ее нельзя было публиковать без твоего согласия».[342]
Однако ситуация не разрядилась, а, наоборот, продолжала осложняться. К этому времени Молотов совершил еще одну ошибку (возможно по «подсказке» товарищей по «четверке»). На приеме в НКИДе по случаю годовщины Октябрьской революции он внезапно дал согласие западным корреспондентам на снятие цензурных ограничений на отправляемые ими из Москвы корреспонденции (раньше это было невозможно сделать без визы отдела печати НКИД). Правда, он сказал им при этом об ожидаемой «взаимности» в этом вопросе со стороны западных стран. Удивление вызывает другое. Еще 1 ноября Молотов в присущей ему жесткой форме отреагировал на коллективный протест, подписанный западными корреспондентами в Москве. Изменение позиции можно было объяснить либо согласием Сталина, либо мнением «четверки». Однако, судя по последующей реакции Сталина, с ним никто не советовался по этому довольно важному вопросу. Остается предположить, что Молотов изменил свою позицию в связи с мнением коллег по «четверке».
Последствия снятия цензуры не заставили себя долго ждать. Английские и американские корреспонденты 8 и 9 ноября выдали на Запад свое видение ситуации в Москве. Агентство «Рейтер» на основе этой информации уже через несколько дней передало следующее сообщение: «Цензура в Советском Союзе ослаблена теперь до такой степени, что она является только формальностью, поскольку корреспонденты освещают события правильно и объективно. Политические обозреватели в Лондоне и Москве склонны связывать это событие с проявившимися в последнее время симптомами готовности Советского Союза поднять «железный занавес», разделяющий Восток и Запад…».[343]
В качестве примера такой «открытости» называлось, в частности, увеличение числа советских делегаций на международных конференциях, большая свобода в деятельности политических партий и печати стран Восточной Европы, прозвучавший в эти же дни призыв М. И. Калинина к советской молодежи изучать иностранные государства и т. п.Данную тему продолжила газета «Дейли геральд», которая 1 декабря 1945 г. сообщала о возможном оставлении Сталиным поста главы советского правительства (напоминая читателям, что председателем СНК он стал перед войной, которая теперь закончилась) и возможности назначения на этот пост Молотова. «На сегодняшний день политическое руководство Советским Союзом находится в руках Молотова» — подчеркивалось в корреспонденции.[344]
В тот же день в «Нью-Йорк Таймс» отмечалось, что «Политбюро отправило Сталина в отпуск через 5 дней после возвращения Молотова из Лондона» и подчеркивала самостоятельный характер принимаемых без Сталина решений высшего руководства СССР.[345]
Еще раньше американская «Чикаго трибюн» отмечала, что «в Москве происходит ожесточенная закулисная борьба за власть между маршалом Жуковым и министром иностранных дел Молотовым, которые пытаются занять диктаторское место Сталина».[346]
Само же состояние здоровья вождя оценивалось с каждым днем во все более мрачных красках. Швейцарская «Базлер нахрихтен» со ссылкой на турецкие дипломатические источники сообщила даже о его смерти. Сам Сталин прочел сводку об этом в тот же день. Интересен заголовок тассовцев на этом сообщении: «Инсинуация турецких мерзавцев в швейцарской газете».[347]