— До чего ты наглая, Юна. Скоро нас с мамой за мебель будешь держать, — и увлечённо начинает поглаживать мои ножки.
Дело житейское, я их использую, как подставку, а меня Мульча держит за лежанку. Тут же влезает на меня.
— Мульча, делай когтями вот так, — попеременно растопырываю и сжимаю пальцы. Мульча начинает урчать и мять мой живот лапами, приятно покалывая когтями. О, теперь я в раю! А нет, кое-что забыла.
— Мам, расчеши мне волосы, — благо массажка рядом валяется.
Вот теперь всё! Все вокруг дружно ублажают моё высочество. Вот это жизнь!
Давно с Витей не связывалась. Формирую несколько картинок: концерт в части, кучу малу с девчонками в общежитии… Грэмми! Чуть не забыла. Отсылаю фото, которое я посылала только ЮЧжин — я одной рукой держу статуэтку, а другой выставляю средний в крупный план фотографу. На фоне роскошной обстановки в отеле с шикарным видом из окна. Делаю приписку: «фак, разумеется, не тебе. А кому, ты и сам знаешь. Ты второй, кому я это фото отсылаю. А кому первой, опять-таки ты знаешь».
Видение 14
Выходной день, дело сильно после обеда.
Меня мучают головные боли. Слава богу, не каждый день и даже не каждую неделю. Пару раз в месяц. Иногда их провоцируют мои попытки не забывать языки. Практика нужна хотя бы изредка, а лучше почаще. У нас есть какая-то библиотека. Довольно скудная, но какими-то неведомыми путями туда затесался первый том «Войны и мира». Первый отрыв случился именно с этим томом.
В своё время Лев Толстой использовал этот приём завлечения читателей, начав русский роман с обширного французского текста. Читательская аудитория в то время была процентов на девяносто дворянская, а дворяне того времени пользовались французским едва ли не чаще русского. Вот на этот текст я и залип. Массу удовольствия получил. Пока никого дома не было, Кирюшка не в счёт, вслух почитал. По голове ударило через сутки. Я ещё успел одно хулиганство придумать, прежде чем срубился.
Это было в первый раз. Потом я просёк, что среди множества телеканалов, прописавшихся в нашем телевизоре, есть иностранные. Я нашёл среди многих на английском, немецком и почему-то японском языках. С английским вообще легче всего, можно просто песни слушать и подпевать. Их там на музтв, как блох.
Хулиганство моё было в стиле троллинга, не знаю, какого уровня, но не нулевого, точно. Я подучил Кирюшку нескольким фразам на английском и строго-настрого запретил указывать на меня, если спросят, откуда он это знает. И несколько дней с наслаждением наблюдал, как он терроризирует родителей английской речью. Очень удачно применял её Кирюшка. Да с чувством. Я ему сказал, что это очень неприличные слова, которые на русском нельзя говорить, сразу в угол поставят. А на иностранном не поймут, так что вперёд.
Первый раз я даже убежал подальше, чтобы отхохотаться втихушку. Такое лицо было у мачехи, когда она попыталась прочитать нотацию парню на тему «Что такое хорошо и что такое плохо», а он выкрикивает ей в лицо: «Ай донт андестенд!». Причём с выражением лица, с которым нахер посылают. Претензии в мой адрес отмёл. Сказал, что Кирюшка вместе со мной из телевизора всё услышал. Кажется, не поверили, но «какие ваши доказательства?».
И вот теперь расплачиваюсь. Детский мозг кипит от чрезмерных нагрузок. Наверное, ускоренно растёт, кости черепа не успевают, и возрастает внутричерепное давление. Может, я и не прав, но версия правдоподобная.
— Кир, пожалуйста… — лежу с мокрым полотенцем на лбу на кровати. Просьба вести себя тише действует на Кирюшку безотказно. Он меня любит и уважает. Но просьба работает недолго, от пяти до пятнадцати минут. По истечении их опять вопли по любому поводу.
Он очень громкий. Отец утверждает, что это полезно для лёгких и развития всяких там бронхов и голосовых связок. Наверное, он прав. Хм-м, инициатива должна иметь инициативника, не мной придумано, не мне отменять. Выставляю брата в общую комнату.
— У меня голова болит, займите ребёнка, — еле стою, видок бледный, недавно тошнило, поэтому родители не спорят, — Кир, топай. И телевизор убавьте.
Родители не егозят, но дверь я блокирую. Телевизор стихает, его бубнёж почти не слышен, да ещё я уши заткнул. Кирюшку отец уводит на кухню. А я попробую заснуть.
При полной неподвижности и почти абсолютной тишине сразу становится легче. Очень я понимаю того мужика из анекдота, который с перепоя кота в окно выбросил за то, что тот громко топал. Таблетки не помогают. После лошадиной дозы анальгина меня как раз и стошнило.
Мне удалось немного подремать, не больше часа по ощущениям. После этого шум в квартире снова стал восстанавливаться до обычного уровня. Папахену надо бы вывести младшего на улицу и там его «разрядить». Не догадался. Мамахен в своём репертуаре, попала на какой-то сериальчик и забыла обо всём. Увеличила громкость, ради справедливости замечу, не до максимума.