— Не пойдёт, — не соглашается мальчик, — мне жевать больно. Кисель свари.
Через десять минут пьёт кисель и думает: жизнь с этого момента никогда не будет прежней. Для кое-кого она станет напоминать кошмар. И этим кое-кем будет не он. Это точно. Какая-то гадкая улыбка, странно знакомая Юне, «украшает» его лицо. Юна может видеть только глазами Вити, а в зеркало он не смотрит, зато чувствует. Отец не замечает, он лишний раз старается на сына не глядеть.
Конец видения 5.
— Да уж, понимаю твоего отца, — высказывается Юна. Она уже видела: полукруглая ссадина от швабры, вокруг неё живописное соцветие от красного до фиолетово-чёрного на всю половину лица. И этому фиолетовому пятну так тесно на занятой половине лица, что того и гляди выпрыгнет на вторую, не оккупированную часть.
— Давай дальше, — требует Юна.
— В следующий раз.
— Сейчас давай, пока у меня время есть.
— Как скажешь…
Видение 6. Решение проблемы
Витя неприветливо смотрит на тарелку супа, которую ставит перед ним очень тихая сегодня мачеха. Отец занимается тем, что ставит в спальню новую дверь. Витя до обеда крутился рядом, ему всё интересно. Подавал инструмент, стянул себе пару плашек.
— Чо, совсем мозгов нет? — он абсолютно прекратил сдерживать себя в отношении неё, — Мне жевать трудно. Бульону налей.
Без слов, только тихо вздохнув, мачеха убирает тарелку и ставит другую, наполненную прозрачным бульоном с весёлыми кружками жиринок на поверхности, редкими кусочками картофеля, мясных обрывков и других ингредиентов.
Мальчик оторвал рукой мякиш и принялся осторожно поглощать обед. Жевать было больно, но если не напрягать челюсти на твёрдом, терпимо.
— Холодный компресс мне принеси, — после обеда сухо отдаёт команду мачехе и уходит в комнату. Кирюшки сегодня нет. Его с утра отправили к бабушке, слишком он нервничает, когда лицо брата видит.
Юркин понимает отчётливо, что захоти он, и Вероника Падловна исчезнет из его жизни навсегда. Вместе с Кирюшкой, скорее всего, но что тут сделаешь. Падловна, кажись, этого не уразумела, но его сей факт не волнует. Решать ему. И он сомневается. Одна битая дура двух небитых стоит. Отец пострадает, налаженная хоть как-то жизнь полетит под откос.
Ему ничего, но неизвестно, кого приведёт отец на место Падловны. Как бы хуже не стало. Не пришлось бы снова укрощать. С этой-то почти всё решено. Он ещё потопчется на ней, но, в принципе, вопрос, считай, снят с повестки.
Первый выходной, суббота после самой яркой в его жизни пятницы. Можно было бы назвать её чёрной, но чувствует Юркин: с сегодняшнего дня жизнь настолько резко повернёт к лучшему, что не поворачивается язык так характеризовать вчерашний день.
Вечером настроение у Вити было заметно ниже среднего. Все книжки прочитаны, играть не с кем, физкультурой не займёшься, наполеоновские планы по захвату власти над миром составлены, только и делал, что лежал с холодным компрессом на лице.
После ужина становится легче. Он сумел испортить настроение родителям, — Юна этот момент тоже прекрасно поняла, — и, соответственно, поднять себе.
Добравшись до чая, Витя не даёт уйти с кухни родителям.
— С вас пять тысяч сейчас и каждый раз по истечении каждого месяца, — и спокойно пьёт чай дальше.
Вставший из-за стола отец замер, мачеха бросает затравленный взгляд.
— Поясни, сын, — отмирает отец.
— В садик вы нас не водите…
— Мест нет, — перебивает отец.
— Не важно. Главное, что вы не платите. Экономия? Да. Мы маленькие дети, за нами присмотр нужен. Почему няню не наймёте?
— А ты знаешь, сколько она стоит? Меньше тысячи за день они не берут.
— Двадцать тысяч в месяц, — мгновенно высчитал Витя. Про себя усмехнулся, ты, папа, зря число назвал. Себе же яму вырыл.
— А я прошу, нет, требую всего пять.
— Видишь ли, сын, внутрисемейные дела не оплачиваются, — находит, или ему так кажется, что находит выход отец, — Кто мне платит за установку двери?
— А мне что с твоей двери? — парирует Витя, — Ты не на семью работаешь, а на себя. Мне твоя дверь до лампочки, хоть вообще без неё обходитесь.
Отец переглядывается с мачехой, — у той взгляд совсем беспомощный, — и понимает, что поддержки с её стороны не будет.
— Мама на всю семью готовит, ей тоже надо платить? — самостоятельно находит аргумент отец. Витя удерживается от уточнения термина «мама».
— Ей и платят. Она сама, иногда ты. Она кучу денег тратит на себя. На наряды, косметику, всякие маникюры, причёски, — разносит аргумент отца Витя.
— Она свои деньги тратит, — возводит последний непробиваемый редут отец.
— Не свои, а семейные, — пробует редут на прочность Витя, — она не одна живёт.
— Если всё посчитать, то ты обходишься намного больше, чем пять тысяч в месяц. Так что давай не будем переходить на товарно-денежные отношения? Мы всё-таки семья, — подводит спор к концу отец.
— Давай, — неожиданно соглашается Витя, — Тогда просто выдавай мне по пять тысяч. Я буду учиться пользоваться деньгами, сам себе покупать игрушки, и всё такое…
Отец задумывается. Малолетний пацан обложил его со всех сторон. Приходится использовать право вето.
— Нет. Ты ещё мал, чтобы тебе такие деньги доверять.