Рождение сверхновой

— Сами понимаете, имя открыть не могу, — адвокат принимается за следующее блюдо, — Но кое-что скажу. Молодой человек, не слишком опытный, но с деньгами. Лично я считаю это глупым капризом, но вам-то что до этого? Пользуйтесь моментом. Именно поэтому я жёстко торгуюсь. Мой клиент хочет выбросить деньги на ветер? Кто я такой, чтобы мешать? Но пусть денег пропадёт меньше, такой я вижу свою задачу.

ДонГи разочарованно кривит губы, оппонент непробиваем, а он столько вложил в это проклятущее агентство. Куда больше пары десятков миллиардов. И уходить с таким огрызком, поджав хвост? С другой стороны адвокат прав, можно до хрипоты спорить, пока небо не упадёт на землю, но за его агентство получить больше практически невозможно. По простому, иногда крайне жестокому закону рынка: спрос определяет предложение. Желающий купить агентство только один, желающих продать намного больше.

— У меня два талантливых айдола, каждый в перспективе может принести миллиарды. Десяток трейни… — убитым голосом начинает ДонГи.

— Прошу меня простить, господин президент, — поднимает руки адвокат, — я в этом не очень разбираюсь, поэтому поправьте меня, если я ошибусь. В Сеуле четыре школы искусств, есть университет искусств, возможно, не один, я просто не в курсе…

ДонГи сникает. Он уже понимает, что ему сейчас скажут.

— Периодически крупнейшие агентства организуют прослушивания, и полагаю, вовсе не все желающие показать себя бесталанны и никчёмны. Если талантливых в этих огромных очередях хотя бы один процент, хотя бы пол-процента, то речь идёт о многих десятках и сотнях способных молодых людей, с которыми можно работать. Это плюс к выпускникам школ, которых тоже сотни каждый год. Вы меня простите, но всех перспективных айдолов уже девать некуда. Мы скоро дороги ими мостить будем! А вы про какие-то миллиарды.

ДонГи почти не притронулся к последнему блюду, зато адвокат аппетита не терял. Он разливает по бокалам вино, предлагает собеседнику.

— Давайте я вам сделаю последнее предложение, и мы выпьем за него. Пять миллиардов вон моё последнее слово. Почти в два раза больше, чем все ваши акции по биржевому курсу. Как раз и ужин к концу подходит. Поддержите мой тост.

В глазах ДонГи вспыхивает и гаснет чувство облегчения. Хоть что-то он выдавил. По виду неохотно, но поднимает бокал. Одновременно с поднятием бокала выдавливает из себя одно слово: «Согласен».

Выпив вино, адвокат продолжает.

— Теперь что мы хотим получить…

ДонГи обречённо вздыхает.

— Нам нужно сто процентов акций.

— Только девяносто пять, — поправляет ДонГи, — ещё пять у мелких владельцев, по большей части спекулянтов.

— Допустимо, — немного подумав, выносит решение адвокат.

— И двадцать процентов у ещё одного владельца.

— Договаривайтесь. Через сутки жду ответа.

— Через двое. Тот совладелец не любит быстрых решений.

— Хорошо. Через двое суток в это время жду ответа.

После преодоления главного рубежа, разговор напоминает быструю перестрелку. По окончании адвокат встаёт, достаёт несколько купюр, кладёт на стол.

— Желаю удачи в переговорах с вашим партнёром. Аннён, господин президент.

Адвокат уходит из ресторана не слишком довольный. Пять миллиардов вон — та граница, на которой кончаются его бонусы. Ему была обещана четверть сэкономленной суммы от пяти миллиардов. Так что куш не удалось сорвать. Но результат удовлетворительный, хозяин будет доволен. С учётом того, что, по мнению адвоката, агентство «Music Modern» — наилучший вариант, результат можно назвать хорошим.

Квартира Агдан

23 апреля, время 13:35.

Я дома, валяюсь на диване и втыкаю в смартфон. Вчера после рандеву с его превосходительством Им ЧхеМу вернулась домой, по пути прошвырнувшись по магазинам. По дорогим, очень дорогим, глять, магазинам. В обычные мне ходу нет даже с охраной. Снесут и затопчут вместе с ней. Горжусь собой безмерно, затратила всего пятьдесят тысяч долларов и всё купленное несла всего в двух пакетах. Не очень больших, средних.

Вечером устроила себе мини-показ моды. СунОк, зараза, чуть один костюм не отобрала. Хорошо, что размеры у нас разные. И еле-еле отговорила покупать такой же. Настолько еле-еле, что впадаю в бешенство.

— СунОк, ты соображаешь, что ты собираешься делать? Полностью копировать мой костюм? С ума сошла? Если нравится ходить в одинаковой форме — топай в армию! Купишь точно такой же, я тебе его ножом изрежу.

Разозлила меня до предела! Деревенщина! Это я мысленно, конечно, сказала. Только кондовая деревенщина будет копировать чей-то, даже звёздный, наряд. Для нормального человека, например меня, появится в таком же костюме, каком ходила сестра, соседка, одноклассница смерти подобно. Я лучше голая пойду!

Прекрасно понимаю силу психологического удара, который пришлось выдержать Элизабет Тейлор, когда в 1961 году на приёме в Кремле она увидела Джину Лоллобриджиду в точно таком же платье, как у неё. О Джине умалчиваю, ходили слухи, что она так поступила намеренно.