Рождение сверхновой

Или на киносъёмках, — добавляю от себя. Мне надо, чтобы танки шли в косую по отношению к точке съёмки линию. Не обгоняли друг друга и не отставали. Подпрыгивать на пригорках должны в строго определённые моменты. Эти пригорки хорошо бы насыпать в такой же ряд, но это уже чересчур. Это я понимаю. Приходится чем-то жертвовать. Например, ровностью линии. А и пусть! Идеальная линия выглядит не естественно.

Потом несколько часов гоняли солдат, повторяя десантную высадку, разворачивание в цепь и выход на обозначенный рубеж. Под конец капитан, командующий вертолётами и вообще десантной группой, в общении со мной становится чересчур вежлив и улыбаться перестаёт.

Напоследок терзаю отделение за отделением солдат, которых снимаю крупным планом. Объясняю:

— Парни, лица должны быть злыми и решительными. Впереди враг, впереди бой… чего вы всё время улыбаетесь?! — я выхожу из себя. Это моё присутствие на них действует. Всё им нипочём, сияют такие радостные.

Ничего, сейчас вам будет Ватерлоо. Инструктирую операторов, их у меня двое, отхожу подальше. Поехали ещё раз! Потом ещё! Ещё! В какой-то момент парни улыбаться перестают. Во! Вот это мне и надо! Злые и напряжённые лица! Есть контакт!

Звонит телефон.

— Аньён, Юна.

— Аньён, Чжу.

— Меня сегодня демобилизовали.

— Хорошо, — новость замечательная, но радоваться сил нет, — а то надоело тебя каждый раз отпрашивать. Вечером ужин праздничный сделаем.

— Сегодня нет. Сейчас с парнями в ресторан, а потом домой. Хальмони ждёт.

— Тебе же от дома отказали!

— Отца дома нет, так что негласно можно. Завтра приеду. К обеду… наверное.

— Ладно. Позвонить не забудь, — мой тон мирный, хотя внутри всё кипит. Из армии он не к любимой жене рвётся, а куда-то на сторону. Сволочь! Хорошо же, моя месть будет страшной. Для него страшной, и сладкой для меня.

— Сворачиваемся! — ору на киногруппу, даю отмашку офицеру, — Все свободны!

Особняк семьи Ким

7 мая (минус 5 дней), время 20:20.

В гостиную вваливается слегка пьяный и весёлый ЧжуВон. Пока ещё в военной форме. Его уже ждут всей семьёй кроме отца.

— Опаздываешь, внучек, — пытается быть строгой МуРан. Всю строгость смывает, когда внук обнимает её, потом всех остальных. СанРи и ХанЫль тоже приехали.

— Сынок! — вскрикивает ИнХе, повисая на сыне.

ЧжуВона усаживают за стол. И радость понемногу затихает, а затем сменяется озабоченностью. Все рады его видеть, и все не могут избавиться от мысли, что любимый внук, брат и сын — изгой в собственной семье.

ЧжуВона это не заботит. Когда обходил семью с приветствиями, успел шепнуть на ухо брату «Есть дело». Теперь радует домашних рассказами об успехах, достигнутыми на службе.

— Моя рота стала лучшей в дивизии. По основным показателям, — о роли Юны умалчивает, ни к чему расстраивать маму.

— О, сынок! — на глазах ИнХе блестят слёзы умиления.

— Молодец, внук, — одобряет хальмони.

ХёБин с улыбкой наливает всем вино, мужчинам коньяк. Шум нарастает, но невидимой тёмной аурой над общим весельем витает образ Юны. Первым уходит из-за стола дед, потом хальмони, взяв с внука обещание не уезжать из дома утром. Когда застолье покидает ИнХе, ХёБин отдаёт распоряжение служанкам принести чаю.

— Ну, что братец, поговорим серьёзно?

— Говори, нуна, — соглашается ЧжуВон.

— Как тебе семейная жизнь?

— Холь! Вери гуд! Трэ бьен! Полное вау! — выплёскивает ведро позитива ЧжуВон. СанРи переглядывается с женой.

— Стоило оно двух миллиардов?

— Юна удивительная девушка. Она в одно мгновенье превратила меня из миллиардера в миллионера, а теперь собирается снова сделать меня миллиардером. Думаю, у нас получится, — ЧжуВон делает неопределённое, но явно подтверждающее его слова, сложное движение рукой, — Не знаю, нуна, стоило или не стоило, но не жалею.

— На что она рассчитывает после своего громкого заявления?

— На всё! — с пьяной категоричностью заявляет ЧжуВон, — На международное признание, на финансовый выигрыш в тридцать-сорок миллионов долларов, на всё!

Всё остальное ХёБин может додумать сама. Агдан врывается в мир большого бизнеса, всем остальным придётся учитывать новый фактор. И семье Ким, в том числе. Поэтому ХёБин и задумывается. Тридцать миллионов от одного проекта, вся прибыль от её отелей сорок миллионов за предыдущий год. Актив под именем «Агдан» приносит больше сети отелей.

— Всё-таки два миллиарда. Ты смелое решение принял, брат, — замечает СанРи.

— Нет, хён, — ЧжуВон мотает головой, и говорит абсолютно трезвым, рассудительным голосом, — я отказался от фикции. Это не мои два миллиарда, это семейные деньги и распоряжаться ими свободно я не могу. А если я не могу делать с чем-то, что хочу, то я этим не владею.

— Кое-что ты всё-таки получаешь от нас, — ХёБин не намекает, говорит о том, что знают все присутствующие.

— Вы можете и не соглашаться, — отвечает прямым и жёстким взглядом ЧжуВон, — тогда в будущей и очень мощной компании «Агдан корпорейшн» у вас даже совещательного голоса не будет.

— А она будет? — в улыбке ХёБин неуверенное, очень неуверенное, ехидство.