Рождение таблетки. Как четверо энтузиастов переоткрыли секс и совершили революцию

Крозье был ученым целеустремленным и честолюбивым. В тридцать два он числился самым молодым доцентом в Гарварде. Жадные до знаний студенты ходили за ним по пятам, а он их учил не принимать на веру общепринятые мнения, быть напористыми и применять теорию на практике. Крозье учился у Жака Лёба, американского биолога немецкого происхождения, который исследовал тропизмы – реакции, заставляющие организм ориентироваться определенным образом в ответ на стимул (например, растение поворачивается к солнцу, или корни у него растут туда, куда направлена сила тяжести). Лёб считал, что живые организмы подобны машинам, а машину можно заставить работать так, как хочет человек. Развивая эту теорию, он говорил, что яйцеклетки суть фабрики, производящие эти живые механизмы, и, если научиться яйцеклетками манипулировать, жизнь можно создать искусственно. Лёб работал с яйцеклетками морского ежа в морской воде. Когда он изменил содержание соли в воде, яйцеклетки автоматически поделились и размножились. Лёб назвал это партеногенезом и обещал, что скоро подобное можно будет сделать и для млекопитающих. Нет у жизни великой тайны, полагал Лёб, все в ней доступно науке.

«Я хотел взять жизнь в свои руки и поиграть с ней, – провозглашал Лёб. – Запускать ее, останавливать, варьировать, изучать ее поведение при всех условиях, направлять по моей воле!» Открытие сделало его звездой. Журналисты и писатели предсказывали, что его работа приведет к фабричному производству животных и даже человеческих детей. В тридцать втором году Олдос Хаксли опубликовал «Дивный новый мир» – антиутопическое описание будущего, в котором звучали и мотивы работы Лёба. В этом будущем люди для регулирования либидо жуют жвачку с половыми гормонами, женщины носят «мальтузианские пояса», обеспечивающие полную контрацепцию, а сексом занимаются лишь для развлечения. Продолжение рода с помощью секса в книге Хаксли ушло в прошлое, его заменили «инкубатории и воспитательные центры», где растят детей из пробирок. Некоторые считали Лёба визионером, мистиком, другие – демоном, ученым, заигравшимся в бога, пренебрегающим непредсказуемостью и великолепной неразберихой жизни. Для Пинкуса он был гением, который не довел свою работу до конца. Лёб так и не занялся млекопитающими. Пинкус решил попробовать сам.

В Гарварде он в основном ставил эксперименты на крысах, изучая их реакцию на тепло и свет. После получения степени он выиграл стипендию на постдокторантуру – два года в Гарварде и год в Европе: часть времени в Кембриджском университете в Англии, часть в Институте кайзера Вильгельма в Берлине. Приехав в Европу впервые, Пинкус начал исследовать яйцеклетки млекопитающих – предмет, ставший работой всей его жизни. В Германии он наблюдал, как ученые начинали утверждать, что генетика призвана создать высшую расу людей. Как еврея и как ученого его встревожило такое злоупотребление наукой, и он критиковал это в неопубликованной рукописи, говоря: «…расовые претензии, так называемые евгенические меры нацистско-фашистского толка – генетическая чушь… Создание расы с помощью разведения и отбора было бы гигантским предприятием, с большой вероятностью обреченным на провал». Вернувшись в Гарвард в тридцатом году профессором, Пинкус был готов оставить свой след в науке и пойти дерзновенным путем Лёба и Крозье.

Во время учебы и работы в Гарварде Пинкус познакомился и подружился с другим учеником Крозье – Хадсоном Хоаглендом. Хоагленд позже назовет Крозье «предводителем группы самоуверенных вундеркиндов». Свою работу они вели, чтобы раздвинуть границы неведомого и глубже познать мир, а будет ли практический выход и одобрит ли университетское начальство, интересовало их мало.

Интерес к передаче наследуемых признаков у животных заставил Пинкуса детальнее заняться яйцеклетками млекопитающих – в частности, изучить, как они оплодотворяются и развиваютсяin vitro (в пробирках). Он изучал, как действуют на крольчих инъекции гормонов, и однажды заметил, что уколы эстрогена предотвращают беременность, но о потенциале использования гормонов для контроля человеческой фертильности не задумывался. В то время Пинкус только пытался разобраться, как происходит размножение. Он манипулировал клетками. Он пытался оплодотворять их вне тела крольчихи. Пытался пересадить яйцеклетку от одной самки другой. Он не столько искал прикладного применения, сколько играл с этим механизмом, чтобы как можно лучше его изучить.