Читаем Рождение танковой нации полностью

Осенью 1941 года армиям фон Бока противостояли три наших фронта: Западный, Резервный и Брянский. В них под ружьем 1 миллион 250 тысяч человек и всего около тысячи разномастных танков. Самолетов теперь вполовину немецких. Укрепились за тремя наспех возведенными рубежами, тремя линиями обороны. Первая - Ржевско-Вяземская, за ней Можайская, от Калинина (Твери) до Калуги, почти по меридиану, и, наконец, Московская зона, у самого порога столицы. Линия обороны трех наших фронтов 7 октября оказалась рассечена танковыми клиньями Рейнгардта и Геппнера. Они сомкнули клещи у Вязьмы, и большая часть наших войск оказалась в "котле". Четыре армии, участники двухмесячного кровопролитного Смоленского сражения, попали в окружение. Вязьма стала еще одними "Каннами". Танковая армия Гудериана южнее Брянска сумела окружить еще две армии Брянского фронта, 13-ю и 3-ю. Наступила самая страшная пора войны. Итак, танковые клинья Рейнгардта и Геппнера сомкнулись к 7 октября 1941 года.

Тогда же, 7 октября, из Ленинграда отозван Жуков. Там он месяц командовал обороной города и вновь показал себя полководцем мирового класса. Чтобы город на Неве выстоял 900 дней блокады, он должен был выстоять страшный сентябрь. Еще через три дня, 10 октября, Сталин сказал Жукову в Кремле: "Берите скорее все в свои руки и действуйте". Позже, к декабрю, друг другу будут противостоять миллион солдат с обеих сторон. А в октябре, когда призвали Жукова, у него, по его словам, было "только 90 тысяч солдат да один снаряд на пушку в сутки".

Теперь средоточие забот от рядового до Жукова упирается в одну мысль: танки! Все думают только об одном: "Задержать танки''. Не дать им пройти последний рубеж. Гул вражеских танков катится по полям и перелескам Подмосковья. Но война в России сразу же пошла не по Шлиф-фену. Гудериан вспомнил о словах Фридриха II и Бисмарка, предостерегавших от вторжения в Россию, только после войны. В книге "Можно ли защитить Западную Европу" он напишет: "Еще Фридрих Великий сказал о своих русских противниках, что их нужно дважды застрелить и потом еще толкнуть, чтобы они наконец упали". Гудериан вложил в эти слова много личных переживаний, добавив: "Он правильно понял существо этих солдат. В 1941 году мы вынуждены были убедиться в том же самом". Осенью того же 1941 года фельдмаршал фон Браухич, главнокомандующий сухопутными войсками вермахта, записал в дневнике: "Не могло быть и речи о дальнейшем стремительном продвижении на Восток. Русские дерутся не так, как французы. Они нечувствительны к обходам флангов".

Жуков велел оседлать дороги к Москве, перекрыть проходы, зарыть в землю танки на перекрестках, начинить орудиями придорожные холмы, вскопать рвы на танковых участках, ведь третьтысячекилометровогофронтабыла танко-доступна. В среднем на километр обороны у нас 3-4 орудия. На опасных участках до 20-ти стволов на километр. И каждый выстрел на учете.

Жуков создал систему противотанковых узлов. Опорный противотанковый узел строился так, чтобы машины противника, напоровшись на огонь и начав искать слабые места, всюду натыкались бы на кинжальный огонь из зарытых в землю пушек и танков. Против танков создавались летучие истребительные отряды. И неимоверными усилиями танки вермахта были остановлены, а битва под Москвой выиграна.

К началу войны мы настроили танков больше всего мира. Через три месяца, к началу Московской битвы, мы практически остались без танков и "вышли в поле без кольчуги". Но именно в Московской битве зародилась танковая гвардия. Бригада Катукова стала 1-й гвардейской. Бригада полковника Кириченко - 2-й гвардейской. Звание 3-й гвардейской получила танковая бригада полковника Павла Ротмистрова. Сосредоточились на бригадах, потому что танковых дивизий и корпусов во время Московской битвы уже не было в помине. Они перестали существовать после летнего разгрома. Все пришлось начинать заново. Гвардейские бригады вырастут в танковые армии. Но за каждый урок и новую организационную ступень придется платить страшною ценой - кровью солдат.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аббатство Даунтон
Аббатство Даунтон

Телевизионный сериал «Аббатство Даунтон» приобрел заслуженную популярность благодаря продуманному сценарию, превосходной игре актеров, историческим костюмам и интерьерам, но главное — тщательно воссозданному духу эпохи начала XX века.Жизнь в Великобритании той эпохи была полна противоречий. Страна с успехом осваивала новые технологии, основанные на паре и электричестве, и в то же самое время большая часть трудоспособного населения работала не на производстве, а прислугой в частных домах. Женщин окружало благоговение, но при этом они были лишены гражданских прав. Бедняки умирали от голода, а аристократия не доживала до пятидесяти из-за слишком обильной и жирной пищи.О том, как эти и многие другие противоречия повседневной жизни англичан отразились в телесериале «Аббатство Даунтон», какие мастера кинематографа его создавали, какие актеры исполнили в нем главные роли, рассказывается в новой книге «Аббатство Даунтон. История гордости и предубеждений».

Елена Владимировна Первушина , Елена Первушина

Проза / Историческая проза
Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века