Рождение Венеры

Свежий хлеб, испеченный нашим поваром, был восхитителен. Я уминала его за обе щеки с ломтиками вяленых персиков, а мама, охваченная волнением, только пила разбавленное вино. Письмо рано утром принес гонец, но она, скорее всего, знала о нем заранее: моя сестра Плаутилла приглашала родных и друзей в гости. Ребенок должен был появиться на свет через несколько месяцев, а сейчас самое время показать родне чудесное белье и одежду, купленную в ожидании этого события, Я уже и забыла об этом приглашении. А вот мама, похоже, и думать ни о чем другом не могла. Она велела Эриле причесать меня и заранее подобрать мне лучшие наряды.

– Если он вам не понравится, тогда придется что-то срочно придумать, – проговорила Эрила с полным шпилек ртом, а потом зачесала мне волосы назад и всадила в них тяжелые перламутровые гребни.

– О чем это ты?

– Не о чем, а о ком. Когда это вы в последний раз, собираясь повидать сестрицу, наряжались в пух и прах?

Она высвободила последний локон из раскаленных щипцов, и мы обе увидели в зеркале, как он скользнул вниз вдоль моей щеки. Мгновенье-другое сохранялась совершенная симметрия, а потом левая прядь решительно опустилась ниже правой.

Мать при виде меня даже не пыталась скрыть тревогу:

– Боже! До чего же темные у тебя волосы! Наверное;, все-таки нам следовало их перекрасить. Ну а что с твоим платьем? Давай-ка поглядим. Золотой отлив снова вошел в моду, но, мне кажется, отец предпочел бы, чтобы ты надела шелк поярче. Тебе был бы к лицу темно-красный цвет,

Я не помнила, чтобы отец хотя бы раз сделал разумное замечание касательно моего гардероба.

– А вам не кажется, что это будет чересчур пышно? – спросила я. – К чему нам вызывать благочестивый гнев на улицах?

– Проповедник еще не правит нашим городом! – возразила мать, и, пожалуй, я впервые различила в ее голосе нотки презрения по отношению к монаху. – Пока мы вправе одеваться как нам вздумается, отправляясь навестить родных. Тебе пойдет этот оттенок. А еще надо потрудиться над твоим лицом. Стоит нанести немножко белил, а то кожа слишком смуглая. Эрила тебе поможет, если не будет все время сплетничать.

– Матушка! – сказала я. – Если все это делается ради мужчины, то проще выбрать слепого. Тогда он не заметит ни одного моего недостатка.

– Нет, дорогая моя, ты не права. Ты очень хороша собой. Очень хороша. Твой здоровый, радостный дух озаряет тебя внутренним светом!

– Да, я умна, – сказала я угрюмо. – А ум и красота – не одно и то же. Как я слышала уже много раз.

– От кого? Неужели от Плаутиллы? Она не настолько жестока.

Я замешкалась.

– Нет, не от Плаутиллы.

– Значит, от Томмазо? Я пожала плечами. Мать задумалась.

– У твоего брата острый язычок. Пожалуй, тебе лучше жить с ним в дружбе.

– Я тут ни при чем, – мрачно возразила я. – Он сам вечно обижается.

– Ну и пускай. Когда дело доходит до важных вещей, то кровь горячее воды, – жестко произнесла она. – Ладно. Давай теперь подумаем о башмачках.

13

Плаутилла напоминала корабль на всех парусах. У нее даже лицо располнело. Казалось, она прямо-таки утопает в собственной плоти. Волосы утратили прежний золотистый оттенок – теперь не время их осветлять. С таким-то животом ей, пожалуй даже на крышу не подняться. Но она, похоже, об этом и не жалела. Толстая и безмятежная, она походила на животное, уютно устроившееся у водопоя, слишком крупное, чтобы куда-то спешить. К тому же было слишком жарко.

Мы прибыли первыми. Мама вручила Плаутилле засахаренные фрукты и миндаль, а та повела нас смотреть на недавно обставленную спальню. На стене висели новые гобелены, на постели красовались простыни, по краям украшенные вышивкой и монограммой с семейным гербом. Сбоку стояла колыбелька с покрывалом из белого камчатного полотна, отороченным золотой и серебряной бахромой. Свадебный сундук красовался на почетном месте, и танцующие сабинянки казались чересчур бодрыми для нынешнего зноя. Утихает ли мужская похоть в такую душную пору? Дитя, зачатое в разгар лета, вызывает подозрения; вероятно, потому, что это связано с двойным жаром – воздуха и вожделения. Впрочем, я была еще слишком юна, чтобы кто-то посвящал меня в сокровенные параграфы сей тайной премудрости. Несомненно, скоро я обо всем узнаю не понаслышке.