О принце Рее и принцессе Нилло почтенные вельможи не знали, в сущности, ничего, если не считать родословных счетов и некоторых имущественных обстоятельств. Они не представляли себе, что это были за люди, как жили, что любили и как погибли. После расспросов Золотинки удалось им только припомнить, что принц Рей был «писаный красавец», а принцесса Нилло соответственно «писаная красавица».
– Десять тысяч лет! – проникновенно объявили они и начали пятиться к выходу.
Надо подумать, сказала себе Золотинка и под этим предлогом оставалась в неподвижности четверть часа, убаюканная голодным дурманом и слабостью. Еще некоторое время понадобилось ей, чтобы склониться к мысли, что хорошо бы встать и поискать съестного.
Она принюхалась, пытаясь уловить кухонные запахи, проникающие повсюду в обеденную пору ароматы жареного и пареного, тонкий дух горячего супа… Но, увы, ничего этого не ощущалось. Слышалось размеренное уханье сотенной ватаги гребцов, которые, как догадалась Золотинка, выбирали якорный канат. Чтобы сняться с мели, корабельщики завели якорь за корму, и теперь кузов насада содрогался от повторяющихся усилий работных людей. Она встала.
Назначение той двери, что поуже, возле борта, она знала, и там нечего было искать. Другая дверь открывалась в длинный, сплошь отделанный лакированным деревом проход, который смутно помнился ей по вчерашнему дню. Она пошла наугад, толкнулась в какую-то дверь, и, переступив порог, очутилась в просторном низком помещении в четыре окна – на большом, как лужайка, ковре ползали среди раскиданных игрушек принцесса Нута в шароварах и Юлий, тоже одетый по-домашнему, в легкой коротенькой курточке и тонких штанах. По обочинам ковра ожидали распоряжений служанки.
– Десять тысяч лет! – сказала Золотинка по-мессалонски и решила, что хорошо будет подойти к Нуте и поцеловать. Но остановилась на полпути, словно запнувшись взглядом об это лишенное бровей личико, в котором почудилась ей спокойная уверенность, что принцесса Септа именно так и поступит.
Верно, Нута, худосочная девочка с узкими плечиками и едва приметной грудью, была сыта. Она завтракала – один раз и второй, а, может, и третий, лениво поковырявшись в каждом блюде. Она сполна получила причитавшееся ей на утро число поцелуев. Верно, сообразила тут Золотинка, служанки умели восхищаться не одной только внучатой племянницей ныне царствующего государя Феногена, но и прямой его внучкой тем более.
А играли они – принцесса и княжич – сами в себя: в принцессу и княжича, обнаружила не без удивления Золотинка, когда присмотрелась к куклам.
Она опустилась на ковер возле игрушек. Тут, на синей полосе узора, стояли друг за другом изумительно точные подобия насадов, ладей и каюков… лайбы, обласы, дощаники, паузки – множество прекрасно оснащенных для плавания по извивам ковра судов. На великокняжеском насаде Золотинка обнаружила престол; там-то и находились в окружении блистательного сообщества приближенных царственные жених и невеста.
Золотинка оглянулась на Юлия. Наверное, он ждал этого взгляда – щеки его румянились краской.
– Здравствуй, – сказал он.
– Здравствуй, – мягко ответила Золотинка, благодарная за это смущение. – Ты все тут знаешь, где бы поесть, а?
Он выслушал с напряженным вниманием и ответил:
– Это строители делали образцы под большие корабли, видишь. Да, и вот беда, – продолжал Юлий, – тебя-то на палубе нет. Никто не предполагал, что понадобится еще одна принцесса. А если повысить чином одну из придворных дам, – он показал на палубу судна, где толпился готовый ко всякому употреблению народец, – то это ведь будет несообразно истине.
Кажется, он усмехнулся. Несомненно, усмехнулся. И вообще он говорил так гладко, что нужно было напомнить себе, что это разговор в никуда, без собеседника.
– Где бы поесть? – без всякой надежды повторила она попытку и пошлепала пальцами по губам.
Насчет еды, как это ни удивительно, поняла Нута. Мессалонская принцесса вслушивалась в разговор с таким напряженным вниманием, что Золотинка заподозрила, что мессалонка кое-что понимает в слованской речи, хотя бы с пятого на десятое. Принцесса Нута подсела к игрушечному насаду и подвинула в сторону дворян и дворянок – весьма пренебрежительно. Удалила решетчатую крышку трюма, чтобы запустить руку в корабельное нутро. Достала оттуда соразмерные куклам столы, стулья, бочки, корзины, сундуки и ящики. А в корзинах – бог ты мой – чего только не было! Фарфоровые окорока, деревянные хлеба и зажаренные глиняные поросята…
– Где бы поесть, – замедленно произнесла Нута по-словански, повторяя Золотинку. – Будем есть. Кушать. Обед. Еда. Харч.
А Юлий лежал, опираясь на локти, и уже не обращал внимания на игру.
– Как ты себя чувствуешь? – неожиданно повернулся он к Золотинке.
– Плохо, – призналась Золотинка.
– Рад, что все обошлось. Я едва не испугался, когда ты вчера упала.
– Едва? – повторила Золотинка с недоумением.