Рождение волшебницы

Несколько заваливающихся строчек были исполнены невозможным прыгающим почерком. Почерк глубоко больного или рехнувшегося человека: ломаные буквы не держали равнения, то сливались в лихорадочной давке, то разнузданно разбегались. Само же послание не содержало в себе ничего важного или хотя бы внятного. Лжевидохин бессвязно и грубо бранился. Не было ни обращения, ни подписи.

Медный болван надежно хранил в груди (вряд ли он пользовался для этой цели исковерканной головой!) тайну своих скитаний между повредившимся в уме хозяином и потерявшейся в недрах замка Золотинкой. Как он ее нашел? Почему Лжевидохин не использовал болвана ни в каком ином деле, кроме как в бесцельном хождении взад-вперед?

– Ладно, – пробормотала она, мало что соображая. – Идем со мной. Там получишь ответ.

Выплыл из-за колонны Дракула. Он шевелил губами, без слов, одной мимикой, умоляя спутницу не тащить истукана за собой.

– Да-да! – кивнула Золотинка, не вдаваясь в бессловесные кривляния. – Да, Дракула, вы тоже мне нужны. Идемте.

– Охотно, – сказал тот, оставив трусливые ужимки, как только обнаружил их бесполезность. Однако через три шага он споткнулся и с грохотом вывалил на пол ключи.

Когда Золотинка нагнулась собирать, Дракула прошептал ей на ухо:

– Куда идти?

– Все туда же, – прошептала она в ответ. – И как можно скорее!

Втроем они поднялись на верхний ярус Старых палат в личные покои Рукосила. И хотя Лжевидохин не был уже в полном смысле Рукосилом и трудно было бы ожидать, чтобы дряхлый старик для какой-то неявной цели вернулся в дорогие его памяти места, где остались без применения притирания, щеточки, ножнички, щипчики и множество других мелочей, которые придают изящество и помыслам, и чувствам, – хотя трудно было ожидать от Лжевидохина в его положении неодолимой потребности провести ночь в мягкой постели своего предшественника Рукосила, и Золотинка, и Дракула невольно замедлили шаг.

Здесь было пусто, холодно, сиротливо. Огромную кровать Золотинка помнила. Подвязанный балдахин мутно-розового атласа открывал нетронутые золотистые покрывала. На тяжеловесном столе письменные принадлежности мешались с дорогими безделушками и валялся длинный плетеный кнут.

Золотинка выдвинула ящик, где видела у Рукосила ключ от библиотеки, и принялась шарить среди груды каких-то писем. Ключа, естественно, не было. Она еще раз огляделась. На противоположном конце покоя мокрый плиточный пол блестел битым стеклом – низенькое двойное оконце глядело во двор, откуда сквозило ветром. Доносилось разноголосое тявканье едулопов, словно бы там, во дворе, хозяйничали собравшиеся в неисчислимом множестве бездомные собаки.

Осторожный взгляд во двор убедил Золотинку, что пробитое на достаточной высоте решетчатое оконце не доступно ни людям, ни едулопам. Разве только занесет сквозняком какую мелочь.

– Здесь, – сказала она, возвращаясь к северной стене покоя, – здесь лежит то, что мне нужно. Чтобы написать ответ, который ждет Рукосил, нужна бумага, Порывай. Она хранится в этой стене, в камнях. Разломай мне стену.

Книги, как хорошо помнила Золотинка, были замурованы внутри стены. Это место четко ограничивалось шпалерными коврами справа и слева. Конечно же, никто и предположить не мог – Рукосил в последнюю очередь! – что за разборку каменной преграды возьмется не знающий устали болван.

– У тебя за спиной возьми, что надо, – подсказала Золотинка. – Все, чтобы крошить камень. Разделай сначала швы.

За кроватью угнездилась мраморная кадка, плотно заставленная оружием: мечи всех видов и размеров, прямые и кривые, обоюдоострые и палаши, копья, украшенные султанами и без, секиры на великанову руку, целый подлесок дротиков и стрел. Весь этот железный букет медный болван поднял вместе с кадкой и ухнул подле стены с книгами. Под обрывистый грохот гулом раскатившихся ударов Золотинка вернулась к оконцу, где в немом столбняке взирал на площадь Дракула.

Верхний двор кишел голой нечистью, едулопы скакали, как шкварки на сковородке, тявкали, шипели и остервенело лезли на приступ дверей и окон, которые защищали люди. Едулопы оттаскивали мертвых сородичей и бросали под ноги, как падаль, – новая волна нечисти устремлялась под топоры и мечи.

А забрызганные тиной мертвяки дергались, из чудовищного месива выворачивались и выползали уцелевшие члены. Дохлые едулопы распадались на части, чтобы попытать доли в иных сочетаниях. Вторичные твари довольствовались тем, что осталось от собратьев: парой крепких ног, волосатым задом, еще одной ногой на месте шеи, разбросанными без порядка ушами, глазами – всем, что вывалилось из разбитой башки.

Немногие едулопы – с головой! – орудовали секирой или дрекольем, прикрывались щитами или напялили помятый шлем. Вооружившиеся уроды при своей дикой силе представляли уже двойную и тройную опасность. Удачным ударом меча однорукий едулоп разрубал дубовую дверь наискось до половины.

И Золотинка поняла вдруг, что они жрут.

Мертвечину. Раздирают лапами трупы. Вгрызаются мордами, лезут в кишки падших лошадей. Жующие пасти их лоснились жиром.