Рождение волшебницы

– …Чтобы справиться с бедой. Через два с половиной года земные беды и напасти станут тебе вот… сущим пустяком. Ты будешь другим человеком. Если вообще человеком. Совершенно другим. Ты сможешь излечить Юлия прикосновением пальца.

– Послушайте, – перебила вдруг Золотинка, – здесь Рукосил бывал? Это ведь его книга.

– Рукосил не был, – ничуть не удивился вопросу Тучка. – Он никого не любит.

– Путь к истине для него навсегда закрыт, – пояснил Поплева.

– И тогда, значит, я смогу вылечить Юлия?

– В интересах истины должен, однако, заметить, – как-то не очень внятно, приглушенным голосом пробормотал Тучка, – что через два с половиной года, ну то есть через два месяца, бедняге уже ничем нельзя будет помочь.

– Иными словами, будет поздно, – смущенно ухмыляясь, пояснил Поплева.

– Сейчас ты не в состоянии помочь, а потом помогать будет некому.

– Кстати! – с деланным воодушевлением воскликнул Поплева. – Через два месяца ты сможешь вернуться, когда захочешь, в любое место Земли. Все будет тебе доступно. Или почти все. А случай может не повториться.

– Вы знаете, где сейчас настоящий Поплева? Тот, что на Земле? Тот, что страдает? – спросила Золотинка.

– Истина выше таких частностей, – суховато заметил Поплева.

– Она как бы парит, – для убедительности Тучка взмахнул руками.

– Я возвращаюсь. Как мне вернуться?

– Ты далеко зашла, – с неверной, словно бы ищущей улыбкой на устах возразил Тучка, – раз уж ступила – шагай. Полузнание, полуистина, полуправда – это, знаешь ли…

– Не уговаривай: втемяшится, так не переупрямишь, – сказал Поплева, томительно вздыхая. – Для полноты истины должен поставить тебя в известность, малышка, что преждевременное возвращение возможно. Допускается. Через трубу. Пожалуйста!

С несчастной гримасой на лице он махнул, и в черноте возникло желтоватомедное жерло, в нем заходили сполохи, послышалось нарастающее гудение – тот напряженный воющий гул, какой дает хорошая печная тяга.

– Разве я туда влезу? – поежилась Золотинка.

– Пятнадцать верст в поперечнике – как не влезть?! Это кажется – трубочка. Издалека. Здесь все не близко. – И Поплева опять вздохнул. Видно, здешние расстояния не доставляли ему радости.

– А! – протянула Золотинка, нимало не успокоенная. – Но ведь там… такое пекло?

– Никто еще не сгорел, – утешил Тучка.

– На мироздание хочешь глянуть? Одним глазком? Раз уж попала, – прокричал Поплева, в давящем уши, оглушительном реве далекого жерла нужно было напрягать голос.

– Хочу, – прошептала Золотинка так, что и сама себя не расслышала. Но братья расслышали.

И тотчас ревущее жерло исчезло, адский шум как обрезало. В звенящей тишине повсюду, со всех сторон сразу высыпали алмазной пылью звезды. Золотинка увидела изумительно голубой, белый и яркий шар размером с тележное колесо и сразу поняла, что это чудо – Земля. Ближе Земли, прямо под рукой, сиял расплавленным оловом огромный бок Луны. Затененная сторона ее не проглядывалась, но четко был виден полукруглый провал, в котором бесследно пропадали звезды. Отлично был прописан самый горб Луны, граница света. Резкие тени рисовали каменистую, испещренную большими, малыми, мельчайшими ямами пустыню. И Солнце – изливающая жар дыра без малейших неправильностей, без сияния, без обычных для земного неба лучей – просто врезанный в черноту и звезды круг. На Солнце нельзя было задержать взор. Золотинка слепла, даже когда поспешно обегала взглядом солнечную сторону безмерно простирающейся пустоты.

Она чувствовала… Восторг величия и страх чудовищной, не имеющей выражения в человеческих понятиях, враждебной и равнодушной беспредельности…

– Глянула? – с натянутым смешком осведомился Тучка.

Только что братьев не было, и тут они явились, все погасло в черноте, разбавленной лишь далеко разошедшимися туманностями. Вновь взревело жерло.

– Уже? – ошеломленно пробормотала она.

Братья не отвечали. Они прятали глаза. Тучка запустил руки в карманы. Поплева невнятно хмыкал и кряхтел.

– Конечно, надо идти, – сказала Золотинка, сдерживаясь.

Ступила уж было прочь, да кинулась снова к братьям, на грудь Поплевы, в объятия Тучки. Мешая восклицания, слезы, вздохи, вырвалась из невольно пытавшихся удержать ее рук…

– Постой! – сказал с глубоким вздохом Поплева. – Раз ты уходишь, один совет.

– Напоследок, – молвил взволнованно шмыгающий носом Тучка. – Больше мы тебе ничего не может дать. – И он глянул на брата, приглашая того высказаться.

– Так ты, значит, его любишь? – без нужды переспросил Поплева.

Глаза Золотинки блестели, наполненные слезами, она не могла вымолвить слова.

– Любовь творит чудеса! – заметил склонный к назидательности Тучка, но глядел он при этом как-то жалко.

– Так ты это… – мямлил не менее того несчастный Поплева, – если уж решила разделить с ним судьбу…

– В тяжелый час! – уточнил Тучка.

– Обними его крепко-крепко…

– Ни на что не рассчитывая! – вставил Тучка.

– …И не отпускай, что бы ни случилось. Слышишь: что бы ни случилось! Держи.

– Ага! Запомни! – слезно вздохнул Тучка. – Прощай!

Золотинка стремглав прыгнула к жерлу.

– Если что, крикни! – взметнулся вдогонку голос Поплевы.