Рождение волшебницы

По жилам и жилочкам с мучительной натугой струилась жизнь, поднималась, спирая горло, и уходила изо рта в рот. Казалось, девица сосала не только кровь, но и самую плоть и мозг, вытягивала душу и разум – опустошала. И он не испытывал ни малейшей потребности сопротивляться, понимая, однако, что умирает. И умрет – если этому сосущему жерлу не понадобится ни единой, самой крошечной остановки перевести дух, прежде чем Юлий будет опорожнен весь до самого донышка и брошен, как сморщенная пустая оболочка.

Но девица, должно быть, не рассчитала силы, поторопилась, нагло и грубо пытаясь исполнить в один прием то, на что понадобилось ей со старшим братом несколько недель или даже месяцев. Она вынуждена была вздохнуть, отстранив на мгновение свое налитое багровым, бессмысленное лицо с расквашенными, в пенистой крови, губами. Ослабила хватку. И Юлий, судорожно возбуждая волю, подумал о Громоле, который был предан и брошен. Одурманенное сознание не могло ужаснуться собственной смерти, но он возвратил себе достаточно самообладания, чтобы уразуметь предательство. И когда девица снова всосалась в губы, он держал всей пястью кинжал, которым и уколол себя в бедро раз и другой, не чувствуя боли.

Но боль вскипела, перехлестывая истому, Юлий двинул девицу коленом – чмокнув, она отвалилась, как переполненный пузырь. Удар, верно, был не так силен, однако девица расслабленно шаталась с хмельной гримасой на опухшей, багровосиней, как у застарелого пьяницы, образине. Пьяная от насыщения, она бессмысленно лупала глазами, пытаясь войти в понятие. И напоролась взглядом на сверкающий клинок. Это она поняла, взвизгнула, отмахиваясь руками, и попятилась.

Преодолевая головокружение, Юлий тоже подался прочь от противницы – натолкнулся на низенький стол и сел на него с размаху. На стук упавшего кубка девица шарахнулась, размашисто шатнулась в сторону приставной лестницы, той самой, на которой в прошлый раз искал спасения Юлий, и обратилась в бегство. Тупо проследив за девицей, мальчик вернулся к брату и сдернул покров.

Громол лежал бездыханный.

Глаза потускнели, как запорошенные, рука выскользнула из дрожащих пальцев Юлия, вялая и податливая, шлепнулась на обивку ложа – закоченелый взгляд не изменился. В изнуренном лице Громола не было уже ничего человеческого, того, что свойственно жизни в любых ее проявлениях. Безумно отдалился он… равнодушный к сердечным чувствам, к любви и к ненависти, к надеждам и опасениям. Был он теперь ни в прошлом, ни в будущем, ни в настоящем – нигде.

Юлий бросился на холодеющее тело, встряхнул брата за плечи – голова мотнулась и оскалились зубы. Безмозглая смерть навсегда завладела чертами знакомого лица. Захлебываясь без слез, Юлий полусознательно оглянулся и уловил присутствие убийцы.

Она нащупывала ступнями нижние перекладины лестницы, когда Юлий обратил к ней рыдающее лицо. Чутко вздрогнула и замерла, как зверек. Кровавый хмель быстро с нее сходил.

Юлий обнаружил, что сжимает кинжал. Он утерся ладонью и сказал, резко вздыхая:

– Ты уморила брата.

Но, кажется, он и сам еще не мог вместить это в сознание.

– Ты подлый оборотень! Я вижу. Да!

Она настороженно следила за клинком. Раскосые лисьи глаза ее выражали тревогу сытого, но имеющего основания беспокоиться за свою шкуру хищника.

– Зверь! Вот ты кто – зверь! – кричал мальчик в припадке исступленного прозрения.

Мелькая босыми ногами, девица проворно взлетела на самый верх, а он карабкался, от бессилия обливаясь потом, – вряд ли он был способен справиться с отъевшейся и резвой хищницей. Но почему-то она боялась кинжала. Беспокойно оглянувшись напоследок, исчезла в проеме между потолочными балками.

Юлий воспользовался этим, чтобы припасть к перекладине и отдышаться. Голова шла кругом и вместе с нею ходила неустойчивая лестница. Так что Юлий в конце концов вскарабкался наверх с облегчением. Сунулся в темноту, несколько ослабленную исходящим из-под ног полусветом, и махнул наугад клинком, полагая, что девица, где бы она ни таилась, уразумеет предупреждение.

– Не подходи! – взвизгнула она из дальнего конца камеры. – Еще шаг, только шаг – я брошусь в пропасть!

В одной из бойниц колебалась тень – оборотень!

– Только посмей! – воскликнул Юлий, не заботясь о смысле. – Только посмей броситься – я сам тебя выброшу!

С нескольких шагов стало видно, что девица забралась в толщу каменной кладки. Она и в самом деле выбралась на внешний обрез бойницы, выставив локоть в пронизанную блеклым сиянием пустоту. Под нею была не мерянная никем пропасть.

– Кто тебя подослал? Ты расскажешь правду перед судом: кто тебя подослал к наследнику?! – выкрикнул Юлий, внезапно, едва ли не в самый последний миг, сообразив, чего же опасается забившаяся в бойницу, как в нору, девица-оборотень. Страх ее придал ему храбрости – он кинулся втащить девицу внутрь башни, на пол. И тотчас, цепко схватив, она рванула его за собой в пропасть – так сильно, остервенело, что он, ударившись коленом о кладку, опрокинулся и, падая, саданул наугад кинжалом – хруст, вскрик, замирающий вопль. Юлий потерял сознание.