Рождение Зимы

— Хаммарн, — мягко окликнула Ивен. Старик по очереди оглядел всех, как будто бы не понял, кто его позвал. Потом широко улыбнулся всем сразу, обнажив неровные, желтоватые зубы. Он был похож на ждущего поздравлений ребенка.

Ивен сказала:

— Успокойся немного, Хаммарн. Твои гости проделали большой путь.

Хаммарн немного испугался:

— Ах, да-да. У меня здесь не часто бывают посетители. Слишком волнует. — Он переступил с ноги на ногу и теперь выглядел даже нерешительнее, чем Эньяра.

— Мы не причиним вам никакого вреда, — сказала та, улыбаясь и протягивая ему резное дерево. Он с учтивым поклоном принял вещь.

Оризиан огляделся. Вся хижина была забита деревом и тряпками, камнями и всякими разными странными мелочами и обломками, явно подобранными на пляже. У одной стены стоял токарный станок, полуприкрытый грязной парусиной. Другую стену драпировала старая и явно давно не использовавшаяся рыбачья сеть. Оризиан никак не мог понять, где здесь можно разместиться на ночлег, если Ивен имела в виду именно ночевку.

После долгих поисков Хаммарн нашел для них немного хлеба. Очень черствого. Они молча немного пожевали. Сам хозяин ничего не ел, но челюсти у него двигались, как будто он помогал им жевать. Трудясь над перемалыванием неподдающегося хлеба, Оризиан еще раз незаметно огляделся. То там, то тут среди хаоса ему на глаза попадались вещицы, которые будоражили память и вызывали неожиданно знакомые ощущения. В одном углу висит мешок из сетки с глиняными кувшинами и горшками, плотно запечатанными. Неужели в них те же странные травы, какие так усердно собирал Иньюрен, и те же порошки? Над токарным станком стопка книг в толстых кожаных переплетах, таких старых и заплесневелых, что их, похоже, многие годы не открывали. Помещение очень напоминало комнату Иньюрена там, в Колгласе, только уменьшенную и разрушенную. Наверное, Хаммарн был так же любознателен, как и Иньюрен. Здесь везде были следы того, колгласского, прошлого, как будто человек на последние годы своей жизни перенес сюда все имущество другого человека. Ивен проследила за взглядом Оризиана.

— К некоторым с возрастом приходит мудрость, а некоторым он приносит другие плоды, — сказала она. Это было так ласково сказано, что старый на'кирим только смущенно хихикнул.

— Старый Хаммарн, да. Или Хаммарн Тихий. — Он подмигнул Оризиану. — Я, видите ли, Тихий. Я могу учуять Долю, но никогда не прикоснусь к ней, никогда. Пять тихих в Доле, пять бодрствующих. Это в Колдерве. Я, конечно, старый. Действительно очень старый, — произнеся последние слова, он впал в молчание, как будто погрузившись в собственные мысли.

— Я думала, здесь было одиннадцать, — сказала Ивен.

От звука ее голоса Хаммарн очнулся.

— Ах да, действительно, — печально произнес он. — Бренна заснул в самый час Рождения Зимы. Два года прошло. От такой зловещей дремоты нет никакого пробуждения.

Ивен кивнула:

— Давненько я тут не была. Кто Первый Страж, Хаммарн? Я полагаю, нам следует с ним поговорить. Незнакомцы и странники всегда вызывают некоторый переполох.

— О, все еще Томас, — ответил Хаммарн, и в тоне его явственно чувствовалось отвращение. — Мерзкий Томас, — таинственно прошептал он. — Только не говорите, что я это сказал.

Он серьезно смотрел на них, и Оризиан машинально кивнул.

— Он будет знать, что вы здесь чувствуете себя достаточно хорошо, — размышлял вслух Хаммарн.

Ивен фыркнула и поглядела на Оризиана с Эньярой.

— Если Томас не изменился, вам, наверное, лучше бы не попадаться ему на пути. Колдерв — грубое место, и вряд ли станет вежливее, если узнает, что в самом его центре находятся родственники Ланнис-Хейгов.

— Нисколько не изменился, — вмешался Хаммарн. — Всегда мерзкий. Не друг долине Глас, это наверняка. — Он метнул нервный взгляд на Ивен и, немного поколебавшись, продолжал: — Глупый, но не большой ваш друг, милая дама. Не уверен, что он будет очень рад вас видеть.

Ивен нахмурилась, но быстро оправилась:

— Все еще сердится? Это сколько же, четыре года?

Хаммарн пожал плечами и усмехнулся.

— Когда я была здесь в последний раз, я поспорила с Томасом, — объяснила Ивен. — Одна из рыбачек родила младенца-на'кирима, и он устроил большой шум, чтобы узнать, кто отец. У него слегка закружилась голова от власти, и, без сомнения, он до сих пор опьянен ею. И я ему об этом сказала. Ну, ничего особенного для меня, если я не собираюсь больше видеться с отвратительным человеком. Ему это очень не понравилось.

Она остро взглянула на Оризиана и Эньяру и почти озорно улыбнулась:

— И если вам придется с ним столкнуться, то всегда можете притвориться, что вы дети лесника из Анлейна или кого-нибудь подобного. Вам не трудно будет соврать: вы набрали столько грязи и царапин, что вполне сойдете за нищих.

Эньяра с Оризианом оглядели свои руки и наряды. И то сказать. Они с ног до головы были покрыты грязью, да и одежда не только грязная, но вся в дырах и прорехах, дыра на дыре. Их путешествия и приключения, начиная с Рождения Зимы, оставили свои отметины не только снаружи, но и внутри.

* * *