Тем не менее ни «Наставление по контрразведки в военное время», ни «Инструкция наблюдательному агенту контрразведки», утвержденная 6 июня 1915 года не смогли искоренить изъяны КРО, впоследствии подмеченные директором Департамента полиции Р. Г. Молловым. Военно-контрольные органы оставались глубоко законспирированными учреждениями, что подтверждалось некоторыми положениями вышеупомянутой «Инструкции»: «Наблюдательный агент должен прибегать к личному задержанию подозреваемых, […] лишь в крайних случаях, поручая таковые при малейшей к тому возможности жандармским чинам или общей полиции, имея в виду, что задержание упоминаемых лиц самим агентом может обнаружить принадлежность последнего к контрразведке»[63]
. То есть ведущей функцией контрразведывательной службы было определено лишь выявление вражеских агентов и координация действий по их обезвреживанию, что в значительной степени снижало значимость подобной организации.Ввиду этих факторов далеко не все контрразведчики одобрили новые документы. Сотрудники столичного КРО, например, были недовольны ограничением своих полномочий противодействием лишь военной разведке противника, а экономический и дипломатический шпионаж выпадали из сферы ответственности контршпионских ведомств. По их словам, контрразведывательные отделения «влачат малополезное существование, так как деятельность их направлена исключительно лишь на борьбу с военным шпионством… И если иногда деятельность этих органов является успешной, то в большинстве случаев благодаря лишь постоянной и энергичной помощи жандармских управлений и охранных отделений, а также перлюстрационным данным, поступающим в ГУГШ»[64]
.С этим не во всем можно согласиться, поскольку условия мировой войны далеко не благоприятствовали формированию столь разностороннего органа безопасности, а его создание повлекло бы за собой необходимость решать огромное количество управленческих конфликтов с полицией и жандармерией. Да и получившиеся в ходе такой реорганизации учреждения были обречены на излишнюю бюрократизацию и громоздкость руководящего аппарата вследствие чрезмерного количества функций и обязанностей. Подобного рода требования не отвечали интересам молодой российской контрразведки и вполне могли поставить крест на ее самостоятельном динамичном развитии.
К тому же при выдвижении лозунгов расширения сферы ответственности КРО не учитывалась известная мудрость: «Лучшее — враг хорошего». Ведь даже по признанию противников России, отечественная система противодействия иностранным спецслужбам была одной из лучших в Европе и опередила в своем развитии, скажем, немецкую контрразведку минимум на три года[65]
. Историк спецслужб Л. С. Яковлев так сформулировал главное преимущество российских контршпионских ведомств по сравнению с их зарубежными аналогами: «удачно был выбран принцип создания самостоятельных органов контрразведки. Они создавались не в системе политического розыска, а отдельно от нее. Это создавало для контрразведки определенный положительный имидж и гарантировало ограждение от занятий несвойственными ей функциями»[66].Однако желание военного командования во что бы то ни стало исправить имеющиеся в военно-контрольной службе недостатки до окончания Первой мировой войны в дальнейшем привело к созданию целого ряда комиссий и проектов по реформированию контрразведки. Первая из них относится к 1915 году, когда по инициативе Р. Г. Моллова и при содействии нескольких высокопоставленных сотрудников Министерства внутренних дел была составлена «Записка о мерах борьбы со шпионством».
В данном документе, представляющем собой интереснейший источник по истории российских спецслужб, отмечалось следующее: «контрразведывательные бюро, будучи учреждениями нелегализованными, должны работать как бы из подполья и скрывать свою деятельность и существование даже от воинских частей», в то время как «борьбу со шпионажем нужно сделать открытой, популяризировать ее, придать ей патриотический характер», вовлечь в контршпионскую деятельность «все слои общества, все правительственные учреждения независимо от того, к какому они принадлежат ведомству»[67]
.Эти утверждения, конечно, носят весьма спорный характер, так как привлечение широких слоев населения к борьбе с профессиональными агентами иностранных разведслужб при всех очевидных преимуществах в области сбора информации автоматически приводило к повсеместному росту шпиономании в стране, что было доказано историком Н. В. Грековым[68]
и подтверждалось всей контрразведывательной практикой спецслужб Российской империи.