Рожденная летать (СИ)

— Я уже послал письмо, где попросил простить меня за отозванное слово, — карие глаза были покрыты туманом желания. С тех пор как он узрел чужеродную красоту, все его мысли поглощала только одна женщина. Человек чести, он бы мог отрубить голову даже верному Салману, если бы ее это сделало счастливей. Больше никто не имел значения, все утратило ценность.

— Простить? Простить?! — схватившись за голову, он ногой сшиб декоративную вазу с небольшого столика. — Кто ее теперь замуж возьмет? Что с ней будет ты подумал?

— Я дам ей денег, она не будет нуждаться, — его сердце ни разу не сжалось, это была необходимая жестокость, которая приближала его к сапфировым глазам той, от которой не хотелось отрываться.

— Денег?! Ты дал ей денег?! Я не верю своим ушам! Это не можешь быть ты! Мой друг, мой соратник никогда бы не сказал таких слов!

— Твой друг их и не говорит! — его спокойствие и отстраненность сменились бурей гнева. — Я твой король! Слышал меня?! Я твой король! — Мгновение и он уже тряс в своих руках ошеломленного человека, который бы с радостью пожертвовал жизнью ради него. Под его разочарованными глазами бешенство отступило. — Я… Я не хотел так…

— Ариджит, что с тобой происходит? Эта женщина помутила твой разум! — Салман положил руку на огромное плечо своего полководца. Он хотел спасти его, спасти от той разрушительной страсти, которая словно яд уже пропитала его бренное тело. — Послушай, ты можешь сделать ее наложницей. В их империи всегда практиковались гаремы, она поймет. Но жениться ты должен на своей, на Кхуши. Народ не одобрит чужеземную королеву.

Ловкий Юсуф, прятавшийся все это время неподалеку, увидел сомнения в глазах полководца и сразу устремился во дворец к своей госпоже. Его бесшумная походка позволяла пройти незаметно мимо любой стражи.

— Моя госпожа, — ее стройный силуэт уже несколько дней осады был приговорен к окну. Ее такое прекрасное и такое серьезное лицо оставалось скрытым от входящего. — Ваша красота — дар Божий, иначе как объяснить, что правителю хватило одного взгляда, чтобы забыть себя прежнего.

— Что ты узнал, Юсуф? — Аврора не шевелилась, ее обнаженные плечи ласкал родной ветер, но край тяжелого сари благородного коричневого цвета оставался непоколебимым.

— Его товарищ, Салман, уговаривает сделать из вас наложницу, а жениться на выбранной девушке, — старческие руки все еще оставались проворными и быстрыми, несмотря на давно ушедшую молодость. — Я могу заставить его замолчать…

— Ты не убьешь его, — она откинула назад длинную черную косу в массивных золотых заколках. — Ты сделаешь так, чтобы гонец доставил письмо Кхуши. Они не должны успеть вернуть его.

— Но, госпожа…

— Это все, Юсуф, — слуга покинул ее покои. Она вернулась на свое место. Эта прекрасная плодородная земля… Во что ее превратили эти вооруженные язычники? Копыта их коней совсем вытоптали драгоценную траву у крепости. Люди… Люди, которые бояться своей тени. Еще бы, у ворот вооруженные солдаты. Ну ничего, она не даст свой народ в обиду. Никогда не даст. Она выиграла много битв на поле боя, но эту придется вести в кровати.

***

Как и приказала королева Аврора, Кхуши получила письмо раньше, чем его смогли отозвать. В своем купеческом доме она читала страшные слова о несбыточном замужестве и плате за моральный ущерб. Ее капитан, такой благородный, такой честный. Тот, кто своей рукой надел кольцо на ее крохотный палец. Тот самый капитан своей рукой подписал ее смертный приговор.

На утро девушку нашли повешенной в своих покоях на платке, который должен был укрыть ее голову в тот самый день. На кровати осталось роковое письмо, как обвинительный акт. Тот, кому она отдала сердце, вонзил в него нож.

Королева Аврора прибыла к Ариджиту II, чтобы высказать свои глубочайшие соболезнования.

— Я знаю, для вас она была дороже любого богатства, поэтому я скорблю вместе с вами в этот трудный час, — ее нежное лицо прикрывала кружевная вуаль. Ни к чему было наряжаться в белый траурный наряд, полковник, увидев ее, напрочь забыл о горе, к нему вернулись мысли о греховном.

— Когда ты станешь моей? — его горящий взгляд сверлил ее обтянутые тонкой тканью бедра. Это был единственный вопрос, который заботил его сейчас. Он говорил честно.

— Я уже сказала его величеству, что могу предложить только союзный брак, — Аврора смотрела на него наивным взглядом, ее густые ресницы были опущены. — Я мусульманка и королева. Я не стану вашей любовницей.

— Я могу заставить, — мужчина был на грани того, чтобы кинуться на нее здесь и сейчас, и только остатки здравого смысла заставляли блюсти баланс. Хотя нет, так он врал себе, рассудок покинул его. Это был страх от ее угроз, только он его сдерживал.