Рожденная огнем

Нет, я могла попросить Бэрронса вынуть пулю. И могла бы поливать краской, пока он режет. Или использовать нечто, что потом впитается. Ну, то есть теоретически могла бы – пока не отключилась бы. Но неизвестно, когда он вернется. И как много необходимых сухожилий, мышц или вен ему придется разрезать. К тому же меня уже тошнит от невозможности самой со всем разобраться. Это моя проблема, и я собираюсь решить ее самостоятельно. Я устала от того, что меня спасают другие или, как в последнем случае, божественное вмешательство в лице Джайна. Просто бесит.

Мне нужно повысить болевой порог, хотя изначально он не был низким. Но так не хотелось снова есть Невидимого.

Я ела это мясо уже трижды – после того, как в разгар беспорядков на Хеллоуин Мэллис пытал и избивал меня до полусмерти, и восемь дней назад, когда спускалась со скалы, чтобы спасти Кристиана.

Каждый раз, когда я ела плоть Невидимых, я с болезненной ясностью понимала, что понятия не имею о долгосрочных последствиях. Кристиан рассказывал, что в Темного принца его превратило сочетание неправильно примененной черной магии и мяса Невидимых. Я и без того соображала, что следующей кандидатурой в Невидимые принцессы стану я.

Хотя надо сказать, что Кристиан ел его только один раз, а я уже трижды. Так что ущерб нанесен давным-давно. По крайней мере так я оправдывала себя, пытаясь обосновать, что искушение недавнего похмелья никак не связано с нынешним решением и что сейчас я руководствуюсь необходимостью. После изнасилования сама мысль о том, что у меня во рту окажется еще что-то Невидимое, вызывала у меня отвращение. Потом мне пришлось съесть кусочек плоти на скале. Я вспомнила, каков был эффект, и все – больше никакого отвращения.

Путь до разбросанного содержимого холодильника и обратно оказался болезненным. Я отправилась туда, натянув только ботинки, чтобы не испачкать краской босые ноги, потом остановилась, чтобы сбросить обувь на границе с чистой частью магазина. Вернувшись в ванную, я рухнула обратно на полотенце и прислонилась к стене. Вытерла крышку баночки из-под детского питания, отвинтила ее и, не давая себе времени передумать, опрокинула содержимое в рот.

Оно было отвратительно, как всегда.

Вкус серого хрящеватого мяса с гнойничками просто кошмарен. Как тухлые яйца с касторовым маслом, опарыши и смола, вместе взятые. Оно извивалось во рту, пыталось вырваться из сжатых зубов. Я застыла на секунду, на языке подпрыгивали, как шипучка, склизкие кусочки Невидимого – я не позволяла себе открыть рот и не могла справиться с рвотным рефлексом. Пришлось ударить об пол кулаком, чтобы отвлечь непослушные мышцы горла, и быстро сглотнуть. Несколько мгновений спустя мое тело прошил ледяной жар и вспышка силы ударила в сердце, словно после прямого укола адреналина.

Внезапно я почувствовала, что мышцы стали упругими, гладкими, позвоночник выпрямился до идеальной осанки, плечи расправились, грудь гордо подалась вперед, бедра изогнулись, живот разгладился. Словно все крошечные недостатки, которые не позволяли ощущать себя идеальной, внезапно покинули мое тело. Если Феи все время чувствуют себя таким образом, то я им завидую. Мне дали эликсир, который меня изменил, но я, в отличие от Фей, до сих пор сталкиваюсь с ежедневными неприятностями и болями, мне все так же нужно спать, есть и пить.

Извивающаяся плоть добралась до желудка и задрожала, как стая обезумевших бабочек, стремящихся на свободу.

Сердце грохотало, мозг как будто пылесосом очистили от всех сомнений и страхов, тело казалось живым проводом под напряжением.

Я стала потрясающей.

И до чертиков сексуальной.

Я потянулась в эйфории, опьяненная силой Фей. Размышляя о том, как же я жила без этих ощущений с той самой ночи на скале. Я ведь давно изменилась от мяса, насколько возможно, разве нет?

И тут я осознала, что столкнулась с абсолютно новой проблемой.

Я больше не чувствовала пуль. И очень слабо представляла, где нужно их искать.

А потом совершенно не поняла, отчего случилось то, что случилось.

Возможно, раз уж все началось с желания, теперь я желала этого так сильно, что Книга решила меня порадовать.

Или, возможно, «Синсар Дабх» не понравилась мысль о том, что я начну себя резать. Или, может быть, она знала нечто, неведомое мне, и я действительно могла умереть, непроизвольно убить себя, перерезав вслепую какую-нибудь вену. Как бы там ни было, я неожиданно стала видимой.

Я уставилась на свое тело, радуясь тому, что снова его вижу, и несколько секунд даже не шевелилась. Потом вытянула ногу и полюбовалась ею. Поджала пальцы. Рассмотрела ногти. Жуткое зрелище. Короткие, неровные, без лака. Проклятье. И от лишних волос пора избавиться. И кожа пересохшая. Как кожа может быть такой сухой, когда постоянно идут дожди?

Ладно, соглашусь, возможно, я откладывала варварскую хирургическую операцию, намеренно долго любуясь своим неухоженным телом. Но я по себе соскучилась. Боже, как хорошо было вернуться!