Рожденная революцией

Остальные бушмакинцы даже не успели обнажить оружие. Васю сбили с ног ударом стула по голове. Никиту кто-то ткнул лицом в шкаф, и он, закатив глаза, опустился на пол. Маруська забилась в угол и истошно визжала, а Коля, раскидав нападавших один раз и второй, на третий не сумел увернуться от приема – рука попала в «замок», и Коля врезался в старинную голландскую печь. Бушмакин попытался было дотянуться до своего нагана, но худой изо всех сил наступил ему на руку, и Бушмакин потерял сознание от боли. А потом началось столпотворение… Зазвенели стекла – озверевшие «служители правопорядка» выбрасывали ящики с карточками прямо на улицу. Кто-то поджег ворох бумаг, кабинет заполнили клубы черного дыма.

Колычев, взобравшись на свою лестницу и накрыв голову папкой, испуганно наблюдал за побоищем.

Наконец все было кончено. Чиновники потянулись в коридор. Худой остановился возле лестницы.

– Надеюсь, вы с нами, Колычев? По-моему, вы всегда презирали конформистов!

Колычев высунулся из-под папки:

– То, что вы сейчас сделали, – низость!

– О, господи, – худой шутовски взмахнул руками. – Однако мы в неравном положении. Вы – высоко, и мне трудно вам отвечать… – Он резко вышиб лестницу из-под Колычева. Тот с воплем грохнулся на пол и остался недвижим.

– Подумай, мразь, – с ненавистью сказал худой и ушел, хлопнув дверью.

…Первым очнулся Бушмакин. Рука распухла и напоминала пышку с повидлом. Бушмакин поднялся, кряхтя и охая, взял со стола графин и, приводя в чувство своих товарищей, начал поливать всех по очереди: Колю, Васю, Никиту и Колычева. Потом отпил из графина. Увидел Маруську. Она по-прежнему сидела в углу.

– Что же ты? – укоризненно сказал Бушмакин. – А еще красный милиционер. Где наган?

– Вот, – тихо сказала она. – Я хотела в них выстрелить, да у меня сил не хватило взвести курок.

– Ничего, Маруська, не тушуйся, – вздохнул Бушмакин. – Не смогла, так не смогла. Мы тебе потом браунинг организуем за то, что сумела сохранить боевое оружие. А себе и всем остальным назначу по десять суток ареста – за утрату революционной бдительности и револьверов. Плохие мы еще сыщики, Маруська.

Приподнялся и сел Колычев. Увидел Бушмакина, улыбнулся через силу:

– Дали нам перцу. А что вы хотите? Они всю жизнь этим занимаются, а вы – первый день… Сколько еще времени пройдет, прежде чем вы освоите хотя бы азы сыскного дела.

– Меньше, чем вы думаехе, – сказал Бушмакин. – Вы знаете этих людей?

Колычев кивнул.

– Я сообщу об этом Военно-революционному комитету, – продолжал Бушмакин. – За саботаж такого рода они будут расстреляны.

Колычев снова кивнул:

– Иного они и не заслуживают. Но если вы думаете, что они сидят и ждут ваших конвойных, – вы ошибаетесь… – Колычев усмехнулся. – Я не политик, но даже я понимаю, что мой класс не сдастся вам без боя. Как говорят на ваших собраниях: в повестке дня – гражданская война… И эти люди будут ждать ее начала в укромном месте.

Маруська растолкала ребят. Все выглядели вполне сносно, только у Коли поперек лба лег багровый шрам.

– Картотеку жалко, – Колычев обвел взглядом кабинет. – Она собиралась годами. Большое подспорье потеряли, жаль…

– Сейчас все разойдемся, – сказал Бушмакин. – Отдыхать четыре… нет, шесть часов. Ровно в пять, – он посмотрел на часы, – всем быть здесь. Где телефон?

Колычев кивнул на свой стол.

– Я позвоню, вызову охрану, – продолжал Бушмакин. – А то пока мы будем спать, ваши друзья, не дай бог, снова явятся.

– Это не мои друзья, милостивый государь! – встал Колычев. – Это негодяи!

– Ну хорошо, хорошо, – отступил Бушмакин и потянулся к трубке. Но взять ее не успел. Заверещал зуммер.

– Кого это? – спросил Бушмакин.

– Не знаю, – Колычев пожал плечами. – Сюда уже недели две никто не звонил… – Он снял трубку: – Управление сыскной… то бишь – уголовного розыска, здесь Колычев. С кем имею честь? Понятно! – Он зажал мембрану рукой и повернулся к Бушмакину: – Около сотни неизвестных громят посольство на Большой Морском. Дипломаты просят помощи. Они уже всюду звонили – дозвониться никуда не могут.

– Что вы делали в подобных случаях? – спросил Бушмакин.

– В мое время подобных случаев не было, – не удержался Колычев.

Бушмакин взял трубку:

– Слушайте меня! Да тише вы, черт вас возьми! Десять минут продержитесь! Все! – он швырнул трубку на рычаг, крикнул: – Маруська и Колычев остаются, остальные – за мной!

– У них винтовки и пулемет! – закричал Колычев. – А у вас?

Бушмакин растерянно уставился на пустую кобуру.

– Черт, – пробормотал он. – Но все равно, я обещал помощь. Надо идти…

– Я с вами, – заявила Маруська.

– Я тоже, – поразмыслив, сказал Колычев. – И, принимая во внимание ваш искренний порыв… Ладно, я помогу вам. Идите за мной…

Он бросился к дверям, которые вели в подвал. Внизу перед тяжелой, обитой железом дверью он остановился. На огромном засове висел пудовый замок.

– Здесь кладовая изъятого оружия. Все сваливали сюда. Патроны тоже.

– Что же ты раньше молчал? – Бушмакин растроганно похлопал Колычева по плечу. – Маруська, давай сюда твой «шпайер»… Всем отойти!