— Я ему сказала тоже самое. — Но в голосе Лары чувствовалась какая-то неуверенность.
— Что именно ты мне недоговариваешь?
— Кажется, ничего. Просто… он сказал, что она пропала уже полтора года назад. Ей было четырнадцать лет, когда она исчезла.
От этих слов у меня заныло в груди. Боже. Какая ужасная судьба для ребёнка. Даже похотливые намерения кереса теперь казались мне просто ничтожными.
— Он казался отчаявшимся.
— У него есть доказательства того, что её действительно забрали?
— Не знаю. Он не углублялся в это. Говорил, как какой-то параноик. У меня было такое впечатление, будто он считает, что его телефон прослушивается.
Ха-ха! Прослушивается…
— Кем? Джентри? — «Джентри», так я называла существ, наиболее близких в западной культуре к фейри (эльфам) и сидхе. Они выглядели, как люди, но вместо технологии развивали магию. Они считали название «фейри» оскорбительным, и я, как бы проявляя уважение, называла их термином, которым когда-то в старину пользовались английские крестьяне. Джентри — дворяне. Знать. Благородные соседи. Согласитесь, это, в лучшем случае — расплывчатое обозначение. Сами же джентри предпочитали термин «сияющие», но это было просто глупо. Слишком много чести.
— Не спрашивай, — ответила Лара. — Как я и сказала, парень казался слегка не в себе.
Наступила тишина, пока я, вцепившись в телефон, объезжала машину, плетущуюся со скоростью 45 миль в час (72 км/ч) в крайнем левом ряду.
— Евгения! Ты ведь, в самом деле, не думаешь браться за это?
— Четырнадцать, говоришь?
— Ты всегда говорила, как это опасно.
— Переходный возраст?
— Перестань. Ты знаешь, что я имею в виду. Пересечение миров.
— Точно. Я понимаю, о чём ты.
Это было опасно, чрезвычайно опасно. Перемещение в Иной мир в форме духа было большим риском и не давало гарантий от смерти, но шансы вернуться в собственное тело были значительно выше. Но стоило отправиться туда воплоти, как правила совершенно менялись.
— Это безрассудство.
— Назначь ему встречу, — ответила я. — Поговорю с ним, не укусит же.
Я практически видела, как Лара закусывает губу, сдерживая возражения. Но в конце месяца именно я подписывала ей чеки, и этого она не учесть не могла. Через несколько секунд она заполнила образовавшуюся тишину информацией о нескольких других новых заказах, которая плавно перешла на совсем незначительные: какая-то распродажа в торговом центре, таинственная царапина на её машине…
Что-то в весёлой Лариной болтовне всегда заставляло меня улыбаться, но также вызывало беспокойство — все же большинство моих связей с общественностью проходит через кого-то, кого я вживую никогда не вижу. В последнее время основную массу моих личных контактов составляли духи и джентри.
Домой я вернулась уже вечером. Мой сосед по квартире, Тим, похоже, ушёл на всю ночь, возможно, на поэтические чтения. Несмотря на польское происхождение, его гены сложились таким причудливым образом, что дали ему характерную внешность коренного индейца. Тим действительно был похож на индейца больше, чем любой из местных жителей. Решив использовать эту возможность, он отрастил волосы и стал называть себя Тимоти Красный Конь. Он зарабатывал на жизнь декламированием псевдо-индейской поэзии в местных кабаках, попутно охмуряя наивных туристок, щедро рассыпая выражения, типа «мой народ» и «Великий Дух». Мягко говоря, это было довольно жалкое занятие, зато ему довольно часто удавалось укладывать наивных дамочек в постель. И единственное, чего это занятие не давало — так это достаточно денег, поэтому мне приходилось оплачивать его долю жилья в обмен на работу по дому. По-моему, это было довольно выгодное соглашение. После ежедневных схваток с нежитью, отдраивание ванны казалось мне чем-то совершенно непосильным.
Чисткой оружия, к сожалению, мне приходилось заниматься самой. Кровь кереса могла оставить пятна.
После ужина, я разделась и надолго засела в сауне. Мне многое нравилось в моём доме в предгорье, но сауну я любила больше всего. Она могла казаться бессмысленной в жаркой пустыне, но в Аризоне зной преимущественно сухой, а мне нравилось ощущение влаги на коже. Прислонившись спиной к деревянной стене, я наслаждалась ощущением выпаривания стресса вместе с потом. Всё тело болело, некоторые части невыносимо ломило, и жар позволял ослабить боль в мышцах.
Одиночество тоже успокаивало меня. Как это ни печально, но мне, наверно, некого было винить в своем недостатке общительности, кроме себя самой. Долгое время я провела одна, но меня это не беспокоило. Первое, что рассказал мне мой отчим, Роланд, пока обучал меня шаманству, было тем, что во многих культурах шаманы всегда живут за пределами обычного общества. Будучи в то время еще старшеклассницей, эта мысль показалась мне просто ерундовой, но теперь, став старше, она приобретала гораздо больший смысл.