Рожденная в огне

Мерфи заиграл джигу, и все опять захлопали и закричали. Том повел дочь на середину зала. Жена хозяина вышла из кухни, вытирая руки о передник, лицо ее пылало жаром от огня плиты, но это не помешало ей вытащить мужа из-за стойки и заставить тоже пуститься в пляс… От джиги – к шотландскому рилу [1], от рила – к хорнпайцу [2]… Мегги кружилась то с одним, то с другим партнером, пока не заболели ноги.

В пивную заходили все новые посетители, привлеченные музыкой, желавшие согреться в теплой компании, и, узнав о причине веселья, присоединялись к празднующим. Мегги не сомневалась, что к ночи все живущие в двух десятках километров от их деревни будут знать про ее успех. Она всегда мечтала о такой славе и не хотела держать свою радость при себе.

– Ой, хватит! – Она рухнула на стул, допила остывший чай. – У меня сейчас будет разрыв сердца!

– У меня тоже, – часто дыша, сказал отец. – От гордости за тебя. – Улыбка не сошла с его губ, но глаза сделались серьезней. – Пора отправляться домой и рассказать обо всем твоей матери и сестре тоже.

– Конечно, я все расскажу Брианне сегодня же. Что-то дрогнуло у нее внутри при упоминании о матери.

– Тогда все в порядке. – Отец ласково потрепал ее по щеке. – Поступай как тебе хочется. Это твой день, Мегги Мэй, и ничто не должно его испортить.

– Это наш день, па. Я никогда бы не выдула ни одного пузырька из этого чертова стекла, если бы не ты!

– Что ж, тогда разделим радость на двоих. Я согласен. По крайней мере, пока мы здесь.

Он почувствовал на мгновение, что ему не хватает воздуха, перед глазами все поплыло, стало жарко.

Нестерпимо жарко. «Тут зверски душно, – сказал он самому себе. – Надо поскорее выбраться на улицу».

– Пора ехать, – произнес он вслух. – Хочу подышать морским воздухом. Ты со мной, Мегги?

– Конечно, па. – Она сразу поднялась. – Только наверняка уже подмораживает и ужасный ветер. Ты действительно хочешь проехать к скалам?

– Да, душа просит.

Он снял с вешалки куртку, надел ее, намотал шарф вокруг шеи. Уже от дверей повернулся ко всем, кто был в пабе. Темная пелена по-прежнему застилала глаза, мешала смотреть. Пожалуй, он немного перебрал на радостях. Но ведь какой повод!

– Приглашаю всех на вечеринку! – крикнул он. – Завтра часам к шести. Будет хорошая еда, славное питье и музыка. Отметим успех моей дочери. Приходите все!

Когда они вышли из паба, Мегги сказала:

– Ты говорил о вечеринке? Но я знаю, па, она не захочет. Ручаюсь.

– Пока еще я хозяин в своем доме. – Он вздернул подбородок – эту манеру переняла у него Мегги – и добавил:

– Вечеринка состоится, и дело с концом! Мать я беру на себя. Поехали. Машину поведешь ты, ладно? «Фиат» оставлю здесь.

– Хорошо, па.

Мегги знала, если отец что-то решил, спорить бесполезно. И приходила в восторг от этой черты его характера. Ведь если бы он был другим, никогда бы ей не поехать в Венецию, не учиться там на знаменитой стекольной фабрике на острове Мурано, не стать тем, кем она стала, не заиметь свою собственную мастерскую. Для нее не было секретом, что мать попортила немало крови отцу из-за денег, которые пришлось потратить на ее учение и потом тоже. Но отец был тверд. И выстоял, спасибо ему!

– Расскажи, над чем сейчас работаешь, – услышала она его голос.

– Ну, это что-то вроде бутылки. Хочу, чтобы она была довольно высокая и очень стройная. Чтобы суживалась кверху, а главное, вся искрилась изнутри. Понимаешь? Чтобы немного походила на лилию. И цвет должен быть особо нежный. Как внутренность персика.

Она отчетливо видела сейчас то, о чем говорила.

– Красиво ты рассказываешь, – пробормотал отец. Его плохо было слышно из-за шума мотора. – Как много шикарных задумок в головке у моей дочери.

– Там их увидеть легче, чем в жизни. – Она улыбнулась ему. – Тяжелая работа превращает мечты в реальность.

Он похлопал ее по руке.

– Да, вот этими руками ты осуществишь задуманное.

Отвернувшись к стеклу кабины, он погрузился в молчание. Ему по-прежнему было не по себе.

Мегги тем временем свернула на узкую извилистую дорогу, ведущую к берегу океана.

Тучи, разорванные в клочья и темные от разыгравшегося на море шторма, неслись с запада. Более светлые их обрывки сразу же поглощались силами тьмы, и лишь самым смелым и везучим удавалось недолго поблистать своим жемчужным отливом, прежде чем и они расплавлялись в сплошном сером олове.

Для Мегги то, что она видела в небе, превращалось еще в одну удивительную вазу, цвета и оттенки которой пребывали в постоянной непримиримой схватке друг с другом. Она уже видела ее внутренним взором, уже работала над ней.

Дорога сделала еще один зигзаг, потом выровнялась. По обеим сторонам от гремящего грузовика потянулась живая изгородь из давно пожелтевших кустов выше человеческого роста. На окраине селения, возле дороги стояло изображение Пресвятой Девы. Лицо Богоматери казалось каким-то особенно безмятежным в вечернем воздухе, руки распростерты в немом приветствии, и совсем нелепо выглядели яркие искусственные цветы у ее подножия.