Рожденная в огне

Роган мерил шагами затемненный холл и продолжал растравлять себя мыслями о недостойном поведении Мегги. Нужно было гораздо раньше, корил он себя, разобраться с ней и не заходить слишком далеко в своем желании помогать, продвигать, ставить на нее, на ее талант. В конце концов, не сошелся на ней свет клином!

Черт побери, как сможет он создать галерею чисто ирландского искусства, когда первый же чисто ирландский художник, которого он нашел и, можно сказать, пригрел, выкидывает такие номера, ведет себя, как невоспитанный ребенок?!

Сейчас уже середина ночи, а ее все нет, и неизвестно, где она. Хотя бы предупредила, рыжая чертовка! Не дай Бог, что-нибудь с ней случилось!

Из-за ее дурацкого поведения в его глазах даже померк успех сегодняшней выставки, он почти не чувствовал удовлетворения от своей работы, не говоря уже о заслуженном покое. Да и о каком покое можно говорить, если ее нет в такой поздний час! Она ведь совсем не знает Дублина, а в городе немало мест, где женщине, да и не только женщине, ходить небезопасно. Особенно одной. Но, может, она вовсе не одна? А, чепуха, с кем ей быть! И, вообще, пускай ведет себя как хочет. Но все-таки вдруг что-то произошло? Несчастный случай! Необходимо выяснить!

Он бросился к телефону, и в это время в другом конце холла раздался звук открывающейся двери. Роган устремился туда.

Мегги стояла в полумраке у порога и, насколько он мог разглядеть, была в полном порядке. Не убита, не ранена.

– Где вы болтались столько времени? – рявкнул он.

Она-то была уверена, что он еще кутит с приятелями в каком-нибудь фешенебельном клубе, где шампанское льется рекой, а он, оказывается, дома, и, видимо, давно. Поэтому ответила вполне миролюбиво:

– Побродила по городу. Он такой красивый ночью.

Роган свирепо смотрел на нее, руки у него непроизвольно сжимались в кулаки.

– Уже второй час! Неужели вы не понимаете?

– Правда? Я потеряла счет времени. Извините и спокойной ночи.

– Нет, подождите! – Он сделал шаг, преграждая ей путь. – Вы должны объяснить мне ваше сегодняшнее поведение!

– Это как раз то, чем я обычно не занимаюсь, но для вас сделаю исключение. Если вы будете выражаться ясней.

Она еще позволяет себе этот иронический тон! Нет, так дальше нельзя!

– Ради вас собралось сегодня около двухсот человек. – Он говорил со злостью, медленно, почти по складам. – Вы обошлись с ними отвратительно грубо!

– Ничего подобного. – Внезапно она ощутила страшную усталость, особенно в ногах, на которых были эти проклятые туфли на шпильках. Она скинула их и с облегчением опустилась на один из плетеных стульев, поставив горящие ступни на низкую скамеечку. – По-моему, совсем наоборот. Я была так непривычно любезна, столько улыбалась, что у меня чуть не вывалились все зубы. Наверное, весь следующий месяц я не смогу выдавить из себя ни одной улыбки. Я не отказалась бы сейчас от рюмки бренди, Роган. Ночь довольно прохладная.

Он только сейчас обратил внимание, что она была в одном своем тонком, облегающем черном платье.

– Куда вы подевали свой плащ?

– У меня его нет. Занесите этот факт в вашу записную книжку, Роган.

Она протянула руку за бокалом.

– Черт! Какие у вас холодные руки! Вы хоть что-нибудь соображаете?

– Они быстро согреются. Я ведь крестьянская дочь, как правильно подметила миссис Коннели. – С некоторым удивлением она наблюдала, как он, подойдя к камину, пытается разжечь огонь. – Разве нет слуг?

– Замолчите! Ваша язвительность неуместна. Особенно сегодня, когда все получилось так, как я задумал. Не считая вашего взбрыкивания, конечно.

Пламя в камине занялось, его огненные языки радостно лизали сухие дрова. Теперь, когда лицо Рогана было освещено, Мегги увидела, какое оно напряженное и недоброе. Но она всегда считала, что лучший способ защиты – нападение, а потому сказала:

– Думаю, я вам ничего не должна. – Мелкими глотками она отпивала бренди, тепло от камина уже начинало смешиваться с теплом внутри ее, и все было бы хорошо, если б не этот непрощающий взгляд Рогана. – Я посетила вашу выставку, – рассуждала она, – не так ли? В подходящем платье, с подходящей идиотской улыбкой во все лицо.

– Это была ваша выставка! – отчаянно крикнул он. – Ваша! А вы – просто неблагодарное, эгоистичное, сумасбродное существо! Не стоящее внимания!

Какой бы утомленной она себя ни чувствовала, но такого стерпеть не могла. Вскочив со стула и резко выпрямившись, она бросила ему в лицо:

– Не собираюсь спорить с вами! Да, я такая, как вы сказали, и кое-кто в семье долдонил мне то же самое всю мою жизнь. К счастью, ваше внимание обращено только на мои работы, и этого достаточно.

– А вам не приходило в голову, что, получив ваши произведения, мы должны были проделать и еще кое-что? Пускай самую малость.

– Это уже ваша забота. Что касается меня, я больше двух часов упиралась в кого-то локтями в этой толпе совершенно чужих для меня людей.

– Пора вам понять, что те, кто поддерживает вас, не могут считаться чужими, а также, что грубость – не лучший способ общения.

Сейчас он говорил спокойно, немного устало, как учитель со строптивым поднадоевшим учеником.