Рожденная второй

Я рассматриваю постройки, что видела до этого только с крыши резиденции или на экране. Я столько всего пропустила, безвылазно сидя на территории Дворца. Сооружения вздымаются к небу, детали оживают. Замечаю культовый Дом Наследия, где проходят ежегодные выборы перворожденных. Здесь элиту приводят к присяге, как глав Уделов. Однажды сюда придет Габриэль и поклянется защищать Удел Мечей и Республику.

По стенам башни мечевидной формы стекают мощные потоки золотистой энергии. Источник скрыт высоко в облаках, у рукояти. Основание здания напоминает скалу. В него уходит энергетический канал. Выглядит строение как меч, застрявший в камне, – метафора, символизирующая превосходство Удела Мечей над Уделом Камней.

Дом Наследия исчезает позади. На следующей группе башен показывают мое изображение в реальном времени – каждое движение отражает меня. Рядом с Дюной я кажусь крошечной, совсем не такой, как себя представляю. Внутри меня – огромный мир. Я с трудом осознала, как все устроено. В нашей реальности, где правят первенцы, я – второрожденная, и это часто заставляло меня замыкаться в своей скорлупе, избегая непрестанного позора и нападок из-за низкого происхождения. В глубине души я мечтаю, и в этих мечтах меня замечают. Там я достойна любви своей семьи. Маленькая слеза катится по щеке. Я должна не предаваться мечтам, а раздаривать воздушные поцелуи, прощаясь с прежней жизнью.

За окном появляется круглый видеодрон. Он подлетает ближе, заслоняя обзор. Немигающий глаз пытается уловить мое настроение, малейшее движение, любую реакцию, которой станут делиться и пристально анализировать скучающие перворожденные. Я безучастно отвожу взгляд, не давая прессе из Удела Алмазов повода для сплетен.

– Когда прибудем на базу «Каменный Лес», на Золотой Круг Перехода, – говорит Дюна, – камер будет еще больше. Перед обработкой ты должна произнести речь.

Мне знаком задумчивый тон Дюны. Первый раз я его услышала, когда мне было не больше шести или семи. Мы тренировались с мечами на нетронутой лужайке позади Дворца. Светало, и от свежей росы стебельки травы казались серебряными. В псарню на кормежку возвращалась стая волкодавов – огромных тварей со злобными мордами. Ночами они патрулировали окрестности Дворца. Звери, быстрые и свирепые, мчались по влажному газону – черные псы, похожие на призрачные тени.

Я схватилась с Дюной, отражая удары меча шипящими ударами собственного оружия, куда меньшего размера. Отступила вниз по склону небольшого холма и вдруг запнулась о какое-то препятствие. Упала, откатилась и тут же вскочила, а потом увидела, что там лежало, и меня чуть не вырвало. Ночь сгубила одного из волкодавов. Его почти разорвали на части, но он все еще дышал, часто и неглубоко. Нижняя челюсть сломана, из пасти свисал розовый язык. Под шкурой животного щетинилась, брызжа искрами, электрическая схема.

– Кто-то убил мажино!

Я опустилась рядом с ним на колени, потянулась погладить черный мех, но Дюна перехватил мою руку, а потом присел рядом.

– Не кто-то, Розель, его порвала на куски собственная стая.

Над нашими головами кружил стервятник, выжидая, когда можно будет растерзать труп.

– Но почему они это сделали?

Грудь раненого киборга мелко поднималась и опускалась.

– Наверное, он выказал слабость – хромоту или судорогу, какие-то нетипичные изменения, то, что стая восприняла как угрозу.

Я опустила детскую руку на бок собаки, ощущая слабое дыхание.

– Но если его сломали, значит, можно починить!

– Он потерял свою практическую ценность, поэтому его убили. Ты должна извлечь из этого урок.

– Никогда не терять практической ценности?

– Никогда не доверять стае.

И с этими словами Дюна поднялся, обнажил меч и пронзил им мозг пса, погасив операционную систему. От трупа поднялась вонь горелой собачьей плоти.

Воспоминание исчезает – дрон скользит выше, чтобы сделать кадр сверху. Стараясь забыться, я снова принимаюсь наблюдать за зданиями, выстроившимися вдоль улицы. В толпе мелькает золотое лицо, и я отвлекаюсь. Из-под большого капюшона, слепя лучами отраженного искусственного света, сияет безликая маска. В мгновение ока незнакомец остается позади. Я оглядываюсь, но он уже растворился в толпе.

– Ты видел? – спрашиваю я Дюну.

Тот выглядывает в мое окно.

– Что видел?

Мы поворачиваем за угол. Улица сужается.

– Мне показалось, там было что-то яркое.

Толпа смыкается, море алых роз по мере приближения становится все больше.

Дюна откашливается, а потом касается переключателя консоли, блокирующего мониторы и микрофоны.

– После того как ты произнесешь речь, у нас не останется времени попрощаться, Розель. Мы должны сделать это здесь. Сейчас.

Мне приходит на ум тысяча вещей, что я хочу сказать – что мне нужно сказать, но в горле образуется ком, и я не в силах выдавить ни слова. Зрение затуманивают непролитые слезы.

– Не говори ничего, Розель, просто слушай. Я уезжаю. Я ушел со службы у твоей матери.

Я не сразу понимаю, о чем он.

– Куда ты едешь? – спрашиваю я, хотя это неважно. Мне все равно больше не позволят с ним увидеться.