Солдаты на той стороне наставляют на нас термоядерные винтовки.
Мы подходим к прекрасному Золотому Кругу. В его центре высится старинный меч. Хоторн снимает черную перчатку и подносит метку к свету, исходящему из золотой рукояти. Серебряную метку сканируют. Поверх рукояти проецируется голографическое изображение Хоторна, внизу мигают номер подразделения, ранг и прочая информация.
– Чертовски красив, правда? – шепчет Хоторн.
Я тихонько отвечаю:
– Я бы на такого не стала «заслуги» тратить…
Хоторн удивленно приподнимает брови и, похоже, хочет что-то добавить, но один из солдат у ворот обращает на меня внимание.
– Просканируйте метку для обработки, – раздается гулким эхом его голос.
Поднимаю руку тыльной стороной вверх. Метка не светится, только родинка-корона розовеет на коже.
– Она повреждена после нападения. Кажется, ее замкнуло.
– Просканируйте метку для обработки, иначе я применю транквилизатор.
Следую приказу. Мою руку сканируют, но изображение не появляется. Первый солдат кивает другому, который держит наготове ружье с транквилизатором. Пульс резко ускоряется.
– Это Розель Сен-Сисмод! – сердито кричит Хоторн. – Просто посмотрите на нее!
– Может, так. А может, она шпионка, которой сделали пластическую операцию, чтобы она стала копией второрожденной Сен-Сисмод. – Боец сплевывает на землю.
Хоторн тычет в меня рукой:
– Да вы же видели ее тысячи раз! Обработайте ее и выдайте новую метку!
– Я видел ее чаще, чем ходил посрать. И наши враги тоже! Нельзя проводить обработку без сканирования. Мы не выдаем новые метки. Теперь это проблемы Ценза.
При одном лишь упоминании Ценза я начинаю задыхаться от страха. Хоторн подходит ко мне и закрывает собой от солдата. Но я не привыкла прятаться, поэтому встаю рядом.
Он хмуро смотрит на ворота:
– Неужели мы без них не разберемся? Это дело второрожденных.
Вдруг из-за спин солдат выходит безупречно одетый мужчина. Его наряду позавидовал бы даже самый элегантный перворожденный из дружков Габриэля. Длинный плащ черной кожи специально скроен так, чтобы выставить впечатляющую фигуру в лучшем свете. Он достигает середины икр в отполированных до зеркального блеска черных ботинках. Под плащом у незнакомца белая классическая сорочка с шелковым отливом и брюки, так же прекрасно сшитые, как и плащ.
Но татуировки у него возле глаз наводят на размышления. У внешних уголков берут начало выбитые навечно тонкие черные линии, изгибающиеся к вискам. Они делают его похожим на смертоносного кота. Я знаю, что означают эти тонкие, как бритва, полоски. Каждая из них – это зарубка смерти. Агент Ценза успешно выследил и казнил по меньшей мере пятьдесят человек. Скорее всего, третьерожденных и их сообщников.
– И кто это к нам пожаловал? – интересуется цензор, заложив руки за спину. Посмеиваясь, он выходит из золотой арки. – Неужели знаменитая Розель Сен-Сисмод? Дорогая, что же привело тебя в нашу обитель? Почему тебя обрекли на столь адское существование? С твоей-то родословной можно было подыскать более подходящую должность. – Он останавливается передо мной, ухмыляясь, словно помешанный клоун.
Агент по-настоящему красив, точно какой-нибудь древний король. Ему за двадцать, он высокий и грациозный, словно сошел с рекламного проспекта Алмазов. У него привлекательный высокий лоб и острый подбородок, а вот улыбка подвела. Четыре верхних передних зуба заменены стальными, как и большинство нижних зубов. Он изучает меня совершенно жутким взглядом, и я изо всех сил стараюсь не реагировать.
У Ценза в Мечах есть свои оперативники, как и во всех Уделах. Мне никогда и в голову не приходило, что доведется встретиться с одним из них. А еще я никогда не думала, что моя метка когда-нибудь выйдет из строя, и моя личность окажется под сомнением.
Цензору надоедает меня дразнить, и он принимает задумчивый вид.
– Или ты все же не Розель Сен-Сисмод, – говорит он, по-прежнему держа одну руку за спиной, а второй приглаживая блестящие светлые волосы. – Признавайся, ты второрожденная дочь Просветленной – самая большая неудачница в Уделе Мечей?
Я просто смотрю на него, впитывая оскорбление. Он явно хочет, чтобы я потеряла контроль и бросилась отчаянно оправдываться, желая доказать свою личность. Улыбаюсь, хотя паника так и душит, но не говорю ни слова.
Хоторн откашливается.
– Это Роз…
– Молчать! – рявкает на Хоторна цензор, не отводя от меня взгляда. – Ты не имеешь ни малейшего понятия, кто это. Ты ведь подобрал ее на поле боя?
– Да, но…
– Давай не будем предполагать, – рычит оперативник. – А теперь повторим еще раз и медленно. – Он наклоняется прямо ко мне, заглядывая в глаза, и я чувствую на щеке его дыхание: – Кто. Ты. Такая?
– Розель…
И тут цензор стреляет в меня. Стальной дротик пробивает броню и впрыскивает яд. Я задыхаюсь от боли. Инъекционный патрон торчит у меня в груди чуть повыше сердца. Выстрел был сделан в упор: я даже не заметила, как агент достал из-за спины оружие, а потом стало слишком поздно.
Корчусь от боли и хриплю. Цензор ухмыляется: я вижу в его стальных зубах свое отражение. Он придерживает меня за плечо, трогает мои волосы.