Рожденные бурей

– Отец Иероним мне нужен для одного поручения. Это неинтересные для тебя дела. Ты прости меня, но, когда отец Иероним приедет, нам нужно будет поговорить с ним наедине. Он что-то там просил у кардинала. Так, церковные дела… Это его секрет, и ему будет неприятно чье-либо присутствие. А пока разреши задать тебе несколько вопросов.

– Я слушаю, Эдди.

– Скажи, этот майор обедает вместе с вами?

– Да, папа и Стефания приглашают его к столу. Он ведет себя безукоризненно. Довольно хорошо говорит по-французски… Только иногда он приводит с собой еще одного офицера, обер-лейтенанта Шмультке. Такой грубый баварец. Если бы ты слышал его вульгарные, неуклюжие комплименты! И всегда дает понять, что не мы здесь хозяева, а они. Папа говорит, что Шмультке оказывает ему большие услуги, но мне он все-таки очень неприятен…

Эдвард угадывал за ее словами что-то большее, чем то, что она сказала, и брови его медленно сдвинулись. Людвига уловила настроение мужа и прикоснулась кончиками пальцев к его бровям, сглаживая резкую поперечную складку на лбу. Это молчаливое прикосновение всегда мирило их без слов.

Когда вслед за тем ее пальцы приблизились к его губам, он невольно засмотрелся на игру камней ее перстня.

– Людвись, где ты хранишь свои драгоценности?

Ее пушистые ресницы удивленно взметнулись.

– Странно, Эдди! Ты не спрашиваешь о том, как жила я эти три года, а интересуешься…

– Ты ребенок, Лю… Я спросил об этом потому, что мне нужно знать, какими ценностями мы с тобой располагаем. Потом я скажу тебе, зачем это нужно. Ты не помнишь, сколько стоили раньше твои бриллианты в золотых рублях?

– Как-то мама говорила тете, что драгоценности, данные мне в приданое, стоят около ста семидесяти тысяч. А сколько стоят бриллианты, которые ты подарил мне, – это ты знаешь.

Эдвард быстро прикинул в уме: «Сто семьдесят плюс сто двадцать – двести девяносто тысяч. Бочонок с золотыми десятирублевками, зарытый в парке, – еще двести тысяч. Шестьсот тысяч франков во французском банке. Двенадцать тысяч фунтов на имя Людвиги в лондонском банке. Да семнадцать тысяч немецких марок в моем кармане… Вот все, что можно считать деньгами. Приблизительно около миллиона золотых рублей. Из этого Людвиге и мне принадлежит лишь половина. И это все, что осталось от семи миллионов моего личного состояния!.. Ведь трудно сейчас считать капиталом девять тысяч десятин земли, экономии и фольварки, паровую мельницу, кожевенный завод и тысячу шестьсот десятин леса, когда все трещит по швам и грозит развалиться. За все это еще надо бороться… А пока мы владеем полмиллионом золотых рублей, и это на худой конец лучше, чем ничего».

За дверью послышались чьи-то голоса и смех.

– Владек, научись, наконец, вести себя прилично! – уговаривал кого-то женский голос.

В ответ послышалось хихиканье.

– Это Стефа и Владислав, – тревожно зашептала Людвига. – Юзеф передал им, что я нездорова, а они все-таки пришли.

Эдвард вошел в спальню жены, увлекая ее с собой. Быстро открыл дверь в свой кабинет.

– Пока ничего им не говори и постарайся поскорее выпроводить, – сказал он, закрывая дверь.

– Что с тобой, дорогая? Ты, говорят, нездорова? – затараторила Стефания, входя в комнату.

Вслед за ней, словно на коньках, вкатился Владислав Могельницкий.

– Но она, как всегда, очаровательна, клянусь честью! – закартавил он и, ловко обогнув Стефанию, подлетел к Людвиге.

Когда его липкие губы прикоснулись к ее руке, Людвига, как всегда, ощутила чувство брезгливости. Она и сама не знала почему, но этот белобрысый юноша, по мере того как он вырастал из мальчика в мужчину, становился ей все более и более противен.

– Как видишь, Людвись, уйма денег, потраченных на воспитание нашего шурина, пропала даром. Он, словно жокей на скачках, всегда стремится выскочить первым! – с полупрезрительной улыбкой сказала Стефания.

Владек самодовольно поправлял свой галстук-бабочку.

– Быстрота и натиск – девиз великих полководцев! – И, переводя неприятный разговор на другую тему, Владислав предложил Стефании показать Людвиге только что полученное ею от мужа письмо.

– Что пишет Станислав? – заинтересовалась Людвига и, обняв Стефанию за плечи, села рядом о ней на диван.

Владек уселся напротив и с видом знатока рассматривал полные, затянутые в шелковые чулки икры Стефании и стройные ноги Людвиги.