Рожденные лихорадкой (ЛП)

Ши-видящие неожиданно осознали, что на огонь не влияет ничего из того, что они делают, и вернулись на фронт, где они как минимум могли предотвратить захват пылающего аббатства. Фейри отступили, но я знала, что они вернутся. Аббатство пылало в трех крыльях, заколдованный черно-голубой огонь вздымался в небо, и я не сомневалась, что фейри свято верят, что наша крепость к рассвету обратится в пепел.

— Ледяной огонь, — сообщила я Кристиану. — Лишь Темный Принц способен потушить его.

Он горько улыбнулся, распахнув крылья.

— Ага, милая. Я видел такое раньше, — ответил он, у него был странный и отчужденный взгляд, и я поняла, что он вспомнил что-то о своем пребывании в Зеркалье или, быть может, о времени, проведенном на скале с Ведьмой. Возможно, он изучал свои запретные силы, чего я делать побоялась. А может, пытался создать что-то, чтобы согреть себя, находясь в темнице темных, кто знает. Все, что мне было известно, что он здесь и знает, что это такое, поэтому, может быть, сможет спасти некоторые части аббатства.

Внезапно он просеялся.

Движение возле входа привлекло мое внимание.

Я обернулась посмотреть, в чем там дело, и задохнулась.

Риодан, покачиваясь, стоял в дверном проеме, держась за косяк. Он настолько обгорел, что я понять не могла, как он вообще умудряется стоять в таком состоянии.

Он представлял собой груду красной сочащейся, покрытой волдырями кожи, потемневшей плоти с обугленными кусками ткани. Они спадали с него, пока он стоял.

Джада неподвижно свисала с его сильно обгоревшего плеча.

Мое сердце практически остановилось.

— С ней все в порядке? Скажи мне, с ней все хорошо? — кричала я.

— Черт возьми, — прохрипел он, покачиваясь в дверях. Он сильно и долго кашлял, это был агонизирующий влажный звук, казалось, что его легкие просились наружу. — Относительно, — он снова сильно закашлялся.

— А что там с Шазамом? Ты нашел Шазама? — поспешно добавила я. Мне невыносима была мысль, что Джада будет переживать очередную потерю. И снова я задумалась о том, кто такой этот Шазам, откуда он или она родом, и почему Джада раньше никогда не упоминала о нём.

— Почти, — снова прохрипел он, и я уставилась на него, понимая, что непобедимый Риодан едва функционирует, и что-то настолько его изумило, что он вдруг лишился дара речи. Так же чувствовала себя и я. Его глаза были дикими. Загнанными. Испуганными.

А когда Лор аккуратно забрал у него Джаду, прижав ее к своей груди, и я с облегчением увидела, что кроме ее сгоревшей одежды и обгоревших волос, она, кажется, почти не пострадала от огня. Я придвинулась ближе, чтобы взглянуть на ее лицо. Оно было мокрым от слез. Она выглядела такой молодой, такой хрупкой, ее глаза были закрыты, как у ребенка. Без ее извечной маски отстраненности, я могла яснее разглядеть Дэни в ее чертах. Она была без сознания, поникшей, но огонь едва коснулся ее.

Когда Риодан пошатнулся, и я увидела, насколько сильно обгорело его тело, я поняла, что он, скорее всего, заслонил ее собой, без сомнений кружа вокруг нее как маленькое защитное торнадо, обгорая сам со всех сторон, лишь бы она осталась невредимой, пока искала своего друга.

— Где Шазам? — снова спросила я, преодолевая внезапный комок в горле. Их было только двое. Больше никто не выбрался.

Глаза Риодана превратились в щели, его веки покрылись волдырями, глаза блестели, сочась кровавой жидкостью. Я задержала дыхание, ожидая его ответа. Возможно, чтобы исцелиться ему нужно превратиться. Может мне лучше вытащить его отсюда, прежде чем он умрёт и исчезнет на глазах у всех.

Он вздохнул, издав еще один ужасный булькающий звук, и поднял обгоревший остаток руки, в котором сжимал обугленный предмет, из которого торчала белая набивка.

— Господи Иисусе, Мак, — прошептал он, из его рта начала сочиться кровь.

Он упал на колени, и я подбежала к нему, чтобы поймать, но он заревел в агонии, когда я прикоснулась к нему. Я быстро отдернула руки, прихватив с собой обожженную плоть.

Упав на землю и перекатившись на бок, он скорчился от боли.

— Она вернулась туда за этим, Мак, — и он швырнул предмет в меня.

— Я не понимаю, — с опаской проговорила я. — Это бессмысленно. Что это, нахрен, вообще такое? — хотя я и без него знала. Просто хотела, чтобы он сказал, что я ошибаюсь.

— А чем, нахрен, оно кажется? Это проклятая мягкая игрушка.

Часть IV