— Когда мы были детьми, — сказал Танцор, — мы были сделаны из стали. Мы считали себя непобедимыми, но в жизни всякое бывает, сталь закаляется, растягивается и приобретает различные невообразимые формы. Многие люди к моменту женитьбы и рождения собственных детей уже сломаны. А вот некоторые, совсем немногие, выясняют, как закалить и изогнуть эту сталь. И в тех местах, где другие ломаются, они лишь становятся крепче.
Прищурившись в порыве любопытства, она накрыла его руку своей, ладонь к ладони. Он не попытался переплести их пальцы. Они просто сидели так: ее рука покоилась на его руке. Она словно зависла в этом мгновении, впитывая его, пытаясь постичь его умом. Но умом не постичь прикосновений рук.
— Когда ты успел стать таким мудрым? — спросила она. — С тобой ведь никогда ничего не случалось. Пока не пали стены, твоя жизнь была сплошной сказкой, — она не хотела, чтобы ее слова прозвучали резко. Просто это было правдой, которая одновременно и восхищала, и сбивала с толку её, когда она была подростком. Они были так похожи, несмотря на то, что находились по разные стороны жизненной дороги. У нее было ужасное детство, а у него совершенно сказочное. И тем не менее они понимали друг друга без лишних слов.
— Это все мой чертовски высокий IQ, — сухо ответил он. — Кроме того, чтобы понять человека, вовсе необязательно испытать то, через что он прошел. Это необязательно, если у тебя имеются какие-никакие мозги и чуткое сердце. А когда дело касалось тебя, Мега, мое сердце всегда было чутким. Мне ненавистна сама мысль о том, что ты потерялась в Зеркалье, а я даже не знал об этом. Ненавижу, что тебе пришлось страдать. Но при этом не могу сказать, что жалею о том, что ты повзрослела.
Она молча смотрела на воду. Не знала, что сказать. Он хотел, чтобы они были больше, чем друзьями. Сегодня он это четко продемонстрировал. Но она не была готова. Возможно, будет однажды. Ну а пока это было довольно… странно. И немного… мило. Это не новость, что именно рядом с Танцором, все эти годы назад, она себя чувствовала в наибольшей безопасности.
По мнению других, в ней были жесткость и непреклонность, которые не давали ей быть гибкой. А для того, чтобы заботиться о ком-то, прикасаться к нему, нужно быть податливым. Она никак не могла избавиться от того, что ей мешало. Ох, не с теми вещами ей пришлось расстаться.
Они считают ее бесстрашной. Если бы это было так. Существуют вещи, которых она боится.
Она считала, что день, когда она вернется в Дублин, станет самым лучшим в ее жизни.
А он стал одним из худших. Цена оказалась слишком высока.
Она отдернула свою руку и положила ее на своё колено.
Танцор встал.
— Что скажешь, если мы поработаем над своей собственной картой аномалий? Пусть Риодан катится ко всем чертям со своей информационной монополией.
Вот так запросто ее грусть отступила, и она превратилась в молодую и сильную женщину, которой и являлась, и перестала быть той, кого душили слезы, запертые глубоко внутри. Она прекрасно понимала, что Риодан прав, и что невозможно избежать проявления какой-то одной эмоции. И полностью отдавала себе отчет в том, что жизнь без боли равноценна жизни без радости.
Но если она даст этим слезам волю, то попросту утонет в них.
Джада спешила по аббатству с книгами подмышкой. Через два часа она должна быть в Честере. Она потратила целый день, чтобы упорядочить свои записи и отметить черные дыры в окрестностях Дублина. На обратном пути в аббатство, она оказалась возле воронкообразного облака, окружающего КиСБ, наблюдая за ним, она заставляла себя оставаться бесстрастной, здравомыслящей, словно стрела, летящая к цели. Ничего более.
У них есть список дел на Земле. Но у нее ещё есть и свой собственный, предназначенный для других мест.
Она хотела вернуться в библиотеку Темного короля, но не могла рисковать, теряя земное время. Никто не знает, какую цену придется заплатить, войдя в Зеркала. Кроме того, пока она не поговорила с Бэрронсом, она понятия не имеет, какое из Зеркал приведет ее в Белый Дворец. Целых пять с половиной лет она провела в Зеркалье и не выучила ни единой чертовой вещи о зеркалах, которые могли как хладнокровно дарить жизнь, так ее и отнимать.
Проникнуть сквозь воронкообразное облако было несложно. Она овладела этой магией на втором году в Зеркалье. Несколько точных заклинаний могут утихомирить практически любую фейрийскую бурю, освободив проход.
С того момента, как она вернулась в Дублин около месяца назад, она искала заклинание, заговор, тотем или любой другой способ обозначить Зеркало, что-то, что можно прикрепить на его сверкающей поверхности, что-то видимое с обеих сторон.
Но пока ее попытки были безрезультатными.
Идя по коридорам аббатства, она собирала последние новости у ши-видящих и отдавала приказы. Она спешила в свои комнаты, потому что соскучилась по теплу и раздражительности Шазама, ей хотелось побыть с ним наедине, пересмотреть и доработать свои планы.
А он сутулился под своим весом и пребывал в дурном расположении духа. Даже не поднял голову, когда она вошла.