Рожденные перестройкой

Беру такси и катаюсь по городу, прихватив с собой бутылку коньяка. Таксист сообразил, что разговаривать со мной бесполезно, и отвязался с расспросами. Настроение у меня с каждым часом падает все ниже и ниже. Теперь я уже уверен, что Анна не попала в беду, но упорно не желаю признавать себя последним идиотом. Несколько раз подъезжаю к ее дому, поднимаюсь. Никого. Никого нет, Черт бы все побрал!

Кататься дальше уже, похоже, бесполезно. Смотрю на часы: половина третьего ночи. Заворачиваю таксиста, и едем к моей общаге. Заваливаюсь спать и дрыхну до позднего утра. Утро, как говорят, вечера мудренее. Вспоминаю, что Анна называла фамилию своего отца, который "шишка" в исполкоме. Даже не позавтракав, еду в тот самый исполком. Нужный мне человек на месте, но пробиться к нему нет никакой возможности.

- Вы не могли бы передать вашему шефу, что я исключительно по поводу его дочери... - говорю секретарше.

Секретарше лет пятнадцати до ста не хватает. Старая мегера смерила меня с ног до головы презрительным и злобным взглядом, но все-таки пошкандыбала доложить. Через пять минут меня приняли.

Кабинет высокого начальства, как и должен выглядеть такой кабинет, огромен и внушителен. Эти кабинеты призваны принижать посетителей, подавлять их волю и воспитывать покорность. На меня подобные вещи не действуют. Быстро подхожу к столу и представляюсь.

- Мне передали, что вы хотели что-то сообщить насчет моей дочери? спрашивает Аннин папаша. Он толстый. Это должно означать солидность и монументальность. Разговаривает свысока.

- Вашу дочь зовут Анна? - уточняю я. Папаша важно кивает.

- А вы сами откуда, молодой человек? - интересуется он.

- С вашей Анной что-то произошло! - заявляю я, игнорируя его вопрос.

- С Анной?! - удивляется папаша. - Что с ней может произойти, если я видел ее только сегодня утром? Вряд ли она успела к этому времени выбраться в город. Впрочем, это легко проверить.

После моих слов он все-таки засомневался и набирает номер телефона.

- Аннушка, у тебя все в порядке? - говорит папаша. - Ага. Ну, слава Богу! А то тут пришел один молодой человек и...

Выхватываю у него трубку, он пытается возразить, но я останавливаю его жестом.

- Гони его в шею. Это вообще какой-то маньяк! - слышу я голос Анны. Он мне на квартире у бабушки пытался досаждать! Если будет придумывать всякую чушь, сдай его в милицию, своему другу Геращенко. Пусть он разберется, что это за тип.

Теперь мне все окончательно понятно. Девчонка аферистка еще та, но прикрывается своим папой. Кинула она меня на "бабки" красиво, ничего тут не скажешь. Но очень уж нагло себя ведет. Что ж, я найду время и место, чтобы отблагодарить курочку хорошим бульоном...

- Я все понял, Анна, - спокойно говорю ей. - Вся беда твоя в том, что ты не знаешь, кого кинула на пятьдесят восемь штук. Ладно, Аннушка, погуляй на них смело. Придет время, и я выставлю тебе счет.

Возвращаю трубку ее папику и, ни слова не говоря, выхожу из кабинета. У меня осталось рублей семьсот. Что ж, можно сказать, что я еще довольно обеспеченный человек по нынешним временам.

Заезжаю за своей сумкой в общагу и рулю на вокзал. Не стоит теперь светиться в городе. Анна наверняка напоет своему всесильному папику, что я ей буду мстить, а значит, очень для них опасен. Отец ее слышал мои слова и, думаю, ей поверит. Отсюда только один вариант: если я не уберусь из города на некоторое время, то меня опять за что-нибудь посадят, а мне это сейчас не улыбается. Беру билет и вечером сажусь на поезд Красноярск-Абакан. Говорят, в Хакасии уже гораздо теплее, и я хочу сам убедиться в этом.

Ночной плацкартный вагон в местном сибирском поезде - это, я вам скажу, картина.

Пьянка в вагоне идет повальная. У меня еще ничего. Со мной едут старик с бабкой и молодой парень, скорее всего пэтэушник, если судить по его ушам и дебильной веснушчатой роже. Они почему-то не пьют. Я переоделся в спортивный костюм и лежу на верхней полке, читаю какую-то толстую книгу без начала и конца, которую тут и нашел. Обложка у нее отсутствует, и распознать название или автора вообще невозможно. Да, собственно, и не нужно. Книга - дерьмо, производственный роман времен великих совдеповских строек. Все в нем правильно, и слишком все это выглядит тоскливо. Герои не говорят, а митингуют и даже изрекают коммунистические истины в постели с женой. Трудно в таком случае понять, как у них вообще дети рождались? В подобных книжках даже плотники и закоренелые пьянчуги не ругаются, а проговаривают неправильные мысли правильным языком. Верно кто-то сказал, что русский язык без мата - это доклад.

- Слышь, мужик! - тянут меня за ногу.

Как раз в тот момент, когда директор огромной стройки союзного значения зачитывает работягам одну из своих очередных гениальных речей, которая должна подвигнуть баранов коммунистического труда на новые подвиги во имя социализма.

Смотрю, кто меня тревожит. Вижу двоих парней в третьей стадии опьянения. То бишь недолго и до зверств.

- Тебе чего? - интересуюсь я вяло.