Рожденные ползать

Чем закончилось это перетягивание каната, мы так и не узнали. На полковом же уровне, крайним сделали командира батальона обеспечения. Его вина состояла в том, что злополучный булыжник оказался в пределах полосы безопасности аэродрома. По результатам короткого разбирательства, комбат был снят с должности.

Между тем, после похорон Яковлева, оставившего после себя молодую вдову с пятилетним ребенком, жизнь постепенно возвращалась в свое прежнее русло. Казалось, о происшествии можно было забыть. Однако история этим не завершилась. Кто-то вспомнил о поминках в нашей эскадрилье и о происшедшей на них ссоре. И пошла гулять по гарнизону народная версия. Активно распространяемая сарафанным радио, она стремительно обрастала все новыми и новыми подробностями. Получалось, что Шувалов угрожал убить Яковлева и, дождавшись удобного случая, выполнил свое обещание. Здесь существовало два варианта. По первому, Славка, зная о дефекте тяги, вынудил Обручева молчать и выпустить неисправный самолет в воздух. По другой версии, старший техник, пробравшись ночью на стоянку, подсунул под тягу легкоплавкий металлический стержень, который впоследствии полностью сгорел во время пожара. Еще поговаривали, что комиссии удалось выяснить истинные причины авиакатастрофы, но Москва дала приказ замять дело. Произошло это, потому что Шувалов, якобы, приходится внебрачным сыном одному высокопоставленному генерал-полковнику ВВС.

Наконец, эти разговоры дошли до Рекуна. Он вызвал главного героя слухов к себе, для личной беседы. Напрасно Славка оправдывался, что никого он убить не обещал и не собирался. Особист продолжал колоть его, на предмет, как и что, тот подложил под тягу (прекрасное знание авиационной техники Шуваловым, не было секретом ни для кого в полку). В случае чистосердечного раскаяния, начальник первого отдела обещал значительно скостить срок. В противном случае, если он до всего докопается сам, то минимум, что ждало старшего техника — это расстрельная статья.

На дворе стоял ноябрь 83-го года, а не 37-го, поэтому гэбист был сильно ограничен в средствах воздействия на подследственного. Сорок шесть лет назад он запросто смог бы доказать преступную деятельность, вступивших в сговор техников Шувалова и Обручева. Как и то, что она проводилась с молчаливого попустительства инженера полка, которому было приказано совершить убийство советского летчика и уничтожение дорогостоящей техники. Приказ, в свою очередь, отдавали враги народа, пробравшиеся в технические службы дивизии. Они же в свою очередь руководились из единого центра, созданного правнуками белых офицеров, окопавшимися в штабе округа.

За раскрытие вредительской сети подобных масштабов полковничьи погоны начальнику первого отдела были практически гарантированы, но зловредный техник твердо стоял на своем. В конце концов, после нескольких бесед с глазу на глаз, особист временно отступился. Однако Шувалова напоследок предупредили, что дело не закрыто. Это значило, что стороны еще вернутся к этому разговору. Рано или поздно.

* * *

Через некоторое время на вторую койку в моей комнате поселили нового жильца. Он был офицером «братского» полка. Звали его Иван Арно. Полурусский-полуэстонец, он одинаково свободно говорил на обоих языках. Еще более странной, чем сочетание его имени и фамилии, являлась его должность — начальник солдатского клуба. В связи с этим, он имел свободный график службы: когда хотел — начинал, когда хотел — заканчивал. Более того, он имел в своем распоряжении машину ГАЗ-66 с водителем и постоянно катался в командировки в Таллин, Вильнюс и Ригу. Мы потеряли дар речи, когда пообщались с ним и выяснили, что в Советской Армии можно служить и таким образом.

Особенно переживал Кроха. На какое то время, он потерял покой и сон, при каждом удобном случае пытаясь выяснить у Вани, как можно попасть на такую должность. Новичок отделывался общими фразами, не давая никакой конкретной информации, что приводило бывшего комсомольского вожака в еще большее уныние. Сергей вместо того, чтобы мерзнуть на стоянке, тоже бы с удовольствием крутил фильмы про Великую Отечественную войну, пропагандирующие насилие и жестокость в доступной для солдат военно-патриотической форме. Однако зона (первой эскадрильи) цепко держала его за горло своими холодными пальцами.

Я перенес сведения о такой синекуре довольно спокойно. Что ж, каждому — свое. Или, как любил говорить Панин: кто, на кого учился. Вместо этого, я радовался окончанию моего двусмысленного положения в своей собственной комнате. Похоже, было, что Адам здесь больше не появится никогда.

Обстановка в полку оставалась напряженной, шансов отпроситься в Ригу не было никаких. Поэтому я дождался, когда Ваня в очередной раз уехал в командировку и сам пригласил Полину в гости.