Рожденные в раю

Она отходит назад, становится в новую боевую позицию: левая нога чуть впереди, меч поднят высоко над головой. Противник внимательно наблюдает за движениями ее ног, готовится. Она начинает приближаться, его мышцы напрягаются, но он не успевает даже пошевелить мечом, как ее катана молниеносно рушится прямо ему на голову.

– «Сэн но сэн», – улыбается Томи. – Он пытается ударить, но я вовремя останавливаю его.

Она вновь отступает назад, опустив меч острием вниз и спрятав его за спиной. Противник осторожно приближается. Ближе. Она стоит абсолютно неподвижно. Затем неожиданно поворачивается со скоростью выстрела и перерубает ему горло, прежде чем он успевает даже пошевелиться.

– «Го но сэн». Он больше не пытается сражаться. Я освобождаю его от мук. Я бью раньше, чем он приходит в себя.

– У тебя настоящий талант. Я глубоко потрясен.

– Это не талант, – возражает она. – Попробуй потренироваться столько, сколько я, и у тебя получится не хуже.

– Возможно, – соглашаюсь я. – Но не думаю, что у меня получится так же искусно, как у тебя. Ты делаешь из схватки поэму.

– Да, это сродни поэзии, – соглашается она, и улыбка озаряет ее лицо, как солнце озаряет клинок. – Во всяком случае, я так это чувствую.

Она говорит, что составляет новый сборник стихов «Замерзший цветок», это продолжение «Силы пауков», а поединки прекрасно очищают сознание. Мне интересно, откуда взялось название и что оно значит, она объясняет, что оно родилось во время ее исследований для Вашти. Однако ей, видимо, тяжело об этом говорить, и я не настаиваю.

– Наверное, самурай чувствует себя очень одиноко, – спрашиваю я.

– Иногда.

– А бывает, что кто-то вызывает тебя на поединок и побеждает?

– Ты хочешь посмотреть дуэль?

Вскоре я оказываюсь в другом месте и другом времени. Мимо проезжает карета, окатив меня грязной водой. За окнами я вижу осунувшиеся лица семейства аристократов, на них написаны отчаяние и страх. Вслед за каретой бегут крестьяне. Я дрожу, и не только от холода. В японских одеждах эпохи феодализма мы с Томи превратились в анахронизмы. Это домен Пенни, и она чувствует себя как дома. Здесь воссозданы времена Французской революции по книге, которую я не читал. «Скарлет Пимпернель». На Пенни одежда якобинской эпохи, черный плащ и красная шапочка свободы, однако это лишь прикрытие, она не революционерка, она помогает аристократам. Как она сама говорит, помогает обмануть мадам Гильотину.

– Ты бросаешь мне вызов, – говорит она.

– Представление для Хаджи, – поясняет Томи.

– Почему бы нет? Ты уже давно не исполняла Шаолинь для моей Пимпернель. И я знаю подходящее местечко.

Для поединка Пенни выбирает Лувр, и не двор, а сам музей, точнее, его копию во Внутреннем мире. Музей переполнен произведениями искусства всех времен, мне приходилось видеть эти сокровища только на картинках.

– В. Ш. это не понравится, – говорит Томи, но Пенни не обращает никакого внимания на ее слова.

Мы входим в знаменитую галерею Аполлона, блистательную и огромную, здесь высокие арочные потолки. Это хранилище лучших произведений живописи, скульптуры и ковроткачества, ошеломительных шедевров. Я чувствую себя здесь как сорока, просто глаза разбегаются, вокруг столько редкостей в застекленных витринах, они поблескивают, сияют и переливаются, от бриллианта в 137 карат до Королевских регалий французской короны. Отвлекшись от созерцания сокровищ, я вижу, что кузины принимают боевую стойку в разных концах зала.

– Какие правила? – интересуется Томи.

– Твоя катана против моей сабли, с усложнением, семь смертельных ранений, – диктует Пенни. Сделав странный жест рукой, она вытаскивает оружие из ниоткуда.

– Ты действительно хочешь потратить деньги на усложнение? – спрашивает Томи.

– Учитывая, сколько я тебе заплатила, думаю, ты вполне можешь себе это позволить, – многозначительно заявляет Пенни.

Томи молча кивает в ответ на замечание.

Девушки приветствуют друг друга. Поклон Томи исполнен смысла, поклон Пенни – формальность. Начинается поединок. Я предполагаю, что Томи сразу же ринется в атаку, но нет, она медленно и осторожно движется, приближаясь к противнику, сжимая катану двумя руками. Томи с уважением относится к мастерству сестры, однако уважение это не взаимно.

Пенни будто танцует, двигаясь среди застекленных витрин и кружась по залу, Томи вынуждена подстраиваться под ее перемещения. Интересно, что в движениях Пенни тоже заключена поэзия, но поэзия эта ничуть не напоминает поэзию Томи.

– Хаджи, как мне убить ее в первый раз? – спрашивает Пенни. – Скоростью, силой или хитростью?

Я более или менее представляю себе, что значит «силой» и «хитростью». Но что такое «скоростью»?

– Суперскорость, – поясняет она.

– Давай так, – предлагаю я.

Мои слова как будто развеселили Пенни.

– Давай так, – хихикает она, распускает волосы, стаскивая с головы шапочку, и швыряет ее не в сторону, а прямо Томи в голову.